Детский сад для чайлдфри

Я смотрела прямо не него, не отрываясь, и заметила, как его глаза слегка затуманились, он явной ушел в себя оценивая свое состояние:

— Все хорошо, — ответил он чуть помедлив, — только очень сильная слабость. Как будто бы после долгой болезни. Я даже руку не могу поднять, — его ладонь в моих руках слабо шевельнулась. — Что случилось?

Я широко и радостно улыбнулась. Слабость ерунда, полежит отдохнет, главное доктор Джемсон жив-здоров.

— Вас приложило черной магией, на пустыре, — пояснила я. — Вы потеряли сознание, и полиция отвезла вас в лечебницу.

— Полиция? — прошептал доктор Джемсон, прикрывая глаза. Наверное, ему тяжело говорить догадалась я.

— Да, мои мальчики вызвали полицию. Филина арестовали, вас отправили в лечебницу, а меня, к счастью, почти не задело.

— Филина арестовали?! — доктор Джемсон распахнул глаза и уставился на меня.

В его голосе появилась тревога. Странно.

— Сразу же. Но он очень плох. Сказали, что вряд ли выкарабкается, — зачем-то соврала я. И уже хотела исправиться, но доктор Джемсон казалось меня уже не слушал. Наверное, этот разговор выпил из него последние силы.

— Доктор Джемсон, — выпустив его руку, я поправила одеяло и встала, — я сейчас принесу вам поесть. Вам нужно восстанавливать свои силы.

Он ничего не ответил и даже не шевельнулся. Но я знала, он меня слышит.

Гелла Изера сидела на кухне привалившись к стене и, не моргая, смотрела на огонь в печи. По ночам уже было довольно прохладно и мы начали подтапливать печи. Она сильно похудела пока болела, и морщины на лице стали резче, сильнее. Словно она разом постарела лет на десять.

И я вдруг увидела ее по-другому, не как железную геллу-экономку, а как просто женщину, сын которой прямо сейчас пострадал от действия черной магии. Я на секунду представила, что это я сижу через много-много лет на кухне, привалившись к стене, а где-то лежит Миклуха… или Жирка… без сознания. Стало нехорошо.

— Гелла Изера, — я присела на корточки и заглянула ей в глаза, — с ним все будет хорошо, — я улыбнулась, — он пришел в себя. Но он еще слишком слаб…

— Игрен, — прошептала она еле слышно и вдруг длинно всхлипнула, — Игрен…

Слезы облегчения хлынули из глаз геллы Изеры. Она вытирала их тонкими высохшими пальцами, забыв про платочек, как всегда лежащий в кармане платья, а они текли и текли, собираясь на подбородке и большими каплями падая вниз.

На следующее утро доктору Джемсону стало намного лучше. Гелла Изера суетилась, устраивая сына: рано утром съездила к нему домой за чистой одеждой, привезла кучу бутылочек с отварами, которые доктор Джемсон прописал сам себе, носилась туда-сюда с подносами, уставленными тарелками и даже что-то лично готовила для него на кухне.

Я, чтобы не мешать, ушла в приют проведать моих мальчишек, Сольку, подписать бумаги, которые, вероятно, скопились за эти пару дней, которые я отсутствовала на работе.

Миклуха и Жирка уже оправились последствий позапрошлой ночи и вовсю бегали с остальными детьми, играя во дворе приюта в «Море волнуется раз». Я научила их это игре совсем недавно. До этого так же увлеченно дети играли в салки, бросая друг в друга мягкий мяч, скатанный из козьей шерсти. Гелла Делина и одна из воспитателей приглядывали за детьми, идя на скамеечке.

— Лесса Феклалия! — увидев меня, дети перестали играть и всей гурьбой рванули ко мне, обступили, цепляясь за подол, руки, обнимая за талию. Им всем хотелось коснуться меня хотя бы чуточку. Они заглядывали мне в глаза сияющими глазенками, счастливо улыбались.

У меня перехватило горло. Как я раньше этого не замечала? Только дети способны на такую искренность, только их можно так легко сделать счастливыми.

Я присела на корточки прямо посреди двора, обхватывая их всех до кого смогла дотянуться, прижимая к себе и сама прижимаясь к ним. Их тонкие, маленькие ручонки тут же обхватили меня… кто куда дотянулся… за шею, за талию, за руки… А кому не хватило места в моих объятиях с радостным визгом, повисли на мне со всех сторон, устраивая кучу-мала.

— Дети, — голос хрипел от эмоций, — я вас всех очень люблю, — признала я то, что должна была понять уже давно. Но осознала только сейчас.

— И мы вас тоже любим, Лесса Феклалия, — вразнобой говорили дети, а я чувствовала, что слезы катятся по моему лицу. Я сидела, обнимала детей и плакала от счастья.

Хорошо быть чайлдфри. Ты свободна, можешь жить так, как тебе хочется, работать, путешествовать, любить кого хочется, и быть счастливой. Это прекрасная и чудесная жизнь, и я ничуть не жалею, что она была именно такой.

Но и быть мамой тоже совсем не так плохо, как мне казалось. Да, это большая ответственность, отсутствие свободы, всегда надо думать о ком-то еще, подстраиваться, часто забывая о себе. Ты всегда кому-то должна и опутана обязанностями по рукам и ногам. Но пока есть такие моменты, как сейчас, все это можно пережить, со всем можно справится. Потому что все это того стоит.