Детство 2 (СИ)

— А, — Кошусь на друга и поворачиваюсь к греку, — с полицией как? Они с… ну, этими? Заодно?

— Тут, — Коста поморщился гадливо и принялся набивать трубку, — проще и гаже одновременно. Так штоб вот — нате вам денежки от нас, похитителей людей и работорговцев, этого не было. А так, знаешь… с городовыми вась-вась — когда табачком угостить, а когда и рюмочкой. Червончик детишкам на день ангела. Не подношения, а такие себе добрые приятели с немножечком покровительства служивым людям от небольших коммерсантов.

— К околоточным… — Он замолк ненадолго, раскуривая трубку, — с подходцем, поуважительней.

Суммы другие… и вообще. Не вдавался, не помню построчно. Или тебе важно?

— Не… так, для понимания.

Для понимания, говоришь? — Коста задумался, — Для понимания — полиция наша взятки берёт только так, чуть не из карманов выдёргивает, поперёд намерения дать. Но есть и табуированные дела. Табуированные, это…

— Знаю.

— Угу, — Он пыхнул трубкой, — жёны, дочки, племянницы у всех есть. За покровительство такому нехорошему свои же… не в суд, а так… несчастный случай или самоубийство. Но это если прямо. А тут просто — глаза закрывают. Как же, благонадёжные граждане! Всё врут! Завистники и клеветники! Так-то.

— Послезавтра жду вас у мине на дне рождения! — Сменил он тему за приближением Саньки, — И штоб никаких дорогих подарков не вздумали!

— Да мы…

— Вы-то может и да, — Фыкрнул он, обдав нас клубом табашного дымы, — но другие-то нет! Всё, мальчишки, давайте!

Пожав на прощанье ево мозолистую руку, разошлись. Выдаденное оружие мы оставили пока здесь. Придумаем, тогда и перетащим куда нада.

— Оно и к лучшему, — Задумчиво сказал Чиж, будто продолжая какой-то разговор, — я как раз Соню рисовал. Как думаешь?

— Самое то, — Одобрил я, и в голове у меня всплыли слова тёти Песи, шо Косту-моряка знают может и не за всю Одессу, но за Молдаванку и Пересыпь она железно ручается.

* * *

— Ой! — Воскликнула София, прижав руки к губам и выглядывая у Косты через плечо, — Это я?!

Возглас привлёк внимание, и гости начали толпиться вокруг, любопытствуя и давясь. Коста на ето быстро решил, поставив портрет жены прям на рукомойник во дворе, штоб всем было видно.

— Шоб я так жил, — Подивился какой-то пожёванный жизнью и каторгой приятель Косты, — среди нас настоящий талант! Я таки знаю, за шо говорю, потому как моё ремесло немножечко рядом!

— Первая моя… — Смущался Чиж внимания, — которую мастер подписать велел.

Гости немножечко сильно погомонили, рассаживаясь на столиках, выплеснутых из небольшого их садочка далеко на улицу. Народищу! Тьма! Разом за столами чуть не под двести сели, так ещё и меняться будут. А то! Уважаемый человек, в деревне так же.

Потом Коста представил нас как своих «юных, но проверенных друзей», на што все покивали чему-то своему и постарались запомнить наши морды лиц. А ето серьёзно! Если што, теперь и на помощь подойдут.

— Будет шо-нибудь за музыку? — Поинтересовался негромко один из мужчин, выразительно так покосившись на прихваченную мной гитару, — За ваши танцы я много слышал, но за музыку обычно хорошо делает Коста.

— Будет, — Отвечаю, дожевав, и взяв гитару, начинаю наигрывать потихонечку.

— Ша! — Услышал нас Коста, — Немножечко послушаем другое дарование.

— Такая себе поетическая история о вашем с Соней знакомстве, — Пояснил я, трогая струны.

Я вам не скажу за всю Одессу,
Вся Одесса очень велика,
Но и Молдаванка и Пересыпь
Обожают Косту-моряка.

Шаланды полные,

— Делаю самолегчающую паузу и подмигиваю Косте —

… кефали,
В Одессу Коста приводил,

Здесь мужчины локтями затолкали друг дружку, да в усы зафыркали — дескать, знаем мы, какую там кефаль Коста возит! Контрабандой отовсюду!