Детство

Но по неопытности и из-за тёпла вокруг Алевтина дорвалась, на следующий день всё же отметившись подсевшим голосом и чуть приболевшим горлом.

Ближе к вечеру Кочеты сначала прокатились на трамвае по Бульварному кольцу до Устьинского моста, где наблюдали большое строительство новых корпусов высотного дома, а затем вернулись обратно на Сретенку, зайдя в кинотеатр «Хроника».

В кино оба давно не были, а Алевтина так вообще в настоящем кинотеатре была впервые. Смотрели кинохронику военных лет. Обоих, особенно деревенскую женщину, эти кадры просто потрясли, поразив жестокостью войны.

Они впервые узнали о войне не по радиосводкам, из газет и по рассказам очевидцев, а по документальным кинокадрам. Домой возвращались молча, потрясённые и удручённые.

А в среду супруги Кочеты пошли устраиваться на работу: Пётр – восстанавливаться в МИД, Алевтина – в районный отдел народного образования.

Петра Петровича Кочета, пришедшего в отдел кадров МИД на Кузнецком мосту в своей полевой офицерской форме с медалью «За отвагу» на груди, как и всех своих бывших сотрудников-фронтовиков, встретили радушно. Он написал заявление, заполнил анкету и опросные листы, отдал другие свои необходимые документы, а кадровик попросил его позвонить в пятницу.

А с Алевтиной Сергеевной получилось сложнее. Места для неё в ближайшей к дому 231-ой школе не было. Зато ей предложили место в другой, известной в Москве 243-ей женской школе. Поскольку Петра рядом не было, и посоветоваться было не с кем, она была вынуждена согласиться с этим предложением, хотя добираться до места новой работы от дома надо было с пересадкой на двух трамваях.

Уже встретившись с женой дома, Пётр посетовал:

– «Эх, надо было мне с тобой пойти! Я бы подсказал другие школы поближе к дому, например двести тридцать девятую внизу по переулку!».

– «Петь, зато мне сказали, что эта школа знаменитая и мне будет почётно в ней работать!».

– «Да они могут сказать что угодно! Ну, ничего страшного! Я думаю, тебе всё равно недолго в ней придётся работать!» – нежно погладил он жену по животику.

– «А мне на работу выходить лишь с двадцать шестого августа! Но надо будет завтра съездить в саму школу на окончательное собеседование и оформление» – кокетливо обрадовала мужа Алевтина.

Но супружескую идиллию опять несколько омрачило на этот раз почему-то раннее возвращение Анны с работы.

– «Добрый вечер! Я сейчас же уйду, у меня свидание! – оправдалась она – А ночую у подруги!», – радуя супругов.

– Вот и хорошо! – об одном подумав, переглянулись Кочеты, слегка и почти незаметно приобняв друг друга за талии.

На ужин Аля сварила пшённую кашу, вместо собственного свежего жидкого деревенского мёда на этот раз обильно сдобренную сливочным маслом, которое ещё позавчера ей очень понравилось на бутербродах с сыром и колбасой.

А перед сном супруги прогулялись до Красной площади и обратно, оставив её осмотр на другой день.

Аля ложилась спать под большим впечатлением от происшедшего с нею за день, от увиденного и услышанного. И вся полученная новая информация просто давила её свои приятным весом.

На следующий день в четверг 13 июня после утренних хлопот Алевтина первой из жителей их дома вышла посидеть в свой дворовый садик и почитать большую интересную книгу, коих в библиотеке мужа оказалось превеликое множество.

– «Петь, у тебя здесь столько много книг, журналов и даже вырезок из газет!? Я возьму вот эту, пойду в садик, посижу и почитаю!» – лишь объявила она мужу.

Но вскоре во двор за молодой женой последовал и муж, прихватив с собой любимый фотоаппарат ФЭД. К тому моменту июньское солнце уже разморило размечтавшуюся от чтения Алевтину, и муж сфотографировал млеющую на солнце молодую жену в её единственном лёгком ситцевом платье, в котором она приехала в столицу.

Поняв это, Пётр предложил:

– «Аль, всё пора! Пошли в магазин тебе из одежды что-нибудь купим, да и мне новое гражданское присмотрим!».

– «Пошли!» – обрадовалась Алевтина.

Пётр отнёс домой книгу и фотоаппарат, взяв деньги. И они вышли на Сретенку, по пути обсуждая, что купить в первую очередь из летней женской одежды и обуви.