Детство

На следующем уроке мы писали в черновике буквы: «о» как в слове «вол», «у» как в слове «гусь», «а» как в слове «агнец». Дома мы должны были переписать те же буквы в чистовую тетрадь. Фрекен спросила, кто живет поблизости от тех, кто сегодня отсутствовал и может отнести им задание.

Какие возможности открывает передо мной это предложение, я сообразил только на следующем уроке физкультуры, когда мы бегали кругом по залу; в тот день он был последним. Я же могу пойти к Анне Лисбет и рассказать ей, что задано! При этой мысли мне стало жарко, на радостях я даже покраснел от смущения. Как только мы оделись и, выйдя из раздевалки, отправились к месту, где надо было ждать автобуса, я рассказал об этих планах Гейру. Он поморщился: вверх на гору, к Анне Лисбет? Это еще зачем? Во-первых, мы там никогда не бывали. Во-вторых, там живет Вемунн. Неужели он не может передать ей задание?

— Ну, как ты не понимаешь! — сказал я. — Это же самое главное, что мы можем к ней пойти!

Он еще поартачился, но потом согласился на мои уговоры и сказал, что тоже пойдет.

Вместо того чтобы высадить нас, как всегда, у «Б-Макса», автобус сегодня отвез нас в поселок. Иногда так бывало, и каждый раз это зрелище казалось одинаково странным. Колоссальный автобус выглядел на его узких улочках неуместно, словно пассажирский лайнер в каком-нибудь канале. Стоя на тротуаре, мы следили глазами, как он с трудом взбирается на гору с натужным пыхтением, оставляя сзади длинное облако выхлопа.

— Мне зайти за тобой наверх или ты ко мне спустишься? — спросил я.

— Давай ты за мной, — сказал Гейр.

— Окей, — сказал я и пошел к дому по дорожке, на которой, на мое счастье, никого, как и следовало ожидать, не было.

Дождь перестал, но все, на что ни глянь, было мокрое. На коричневой стене дома темнели большие пятна сырости, на крыльце перед дверью все вмятины в бетоне наполнились водой, на черенке лопаты, прислоненной к стене, висели капли и подрагивали, готовые вот-вот упасть. Я расстегнул молнию на куртке и достал ключ, чтобы посмотреть — вдруг сегодня мне с ним повезет. Но получилось как всегда: ключ вошел в скважину, но барабан, который он должен был провернуть, прочно застрял на месте. Рядом никого. Тогда я пошел к мусорному баку у забора, вынул из него черный, наполовину заполненный мусорный мешок, положил на землю, взял бак за ручки и поднял. Он оказался тяжелее, чем я ожидал, и по дороге к дому мне пришлось несколько раз ставить его на землю. На горе по-прежнему никого не появилось. Проехала машина, но в ней не было никого знакомого, тогда я отнес бак на лужайку и поставил под окном. Залез на него, приподнял раму и просунул внутрь голову и плечи. Поскольку в таком положении я уже не мог следить за тем, не видит ли меня кто-то со стороны, и сам ничего не видел, кроме пустоты темного и теплого помещения внизу, меня охватило паническое чувство беспомощности. Я стал протискиваться в окно, и когда залез в него по пояс, схватился за металлические трубы обогревателя и таким образом одолел последний кусок.

Спрыгнув вниз и скинув сапоги, которые я затем в руках пронес до передней, я открыл дверь и снова очутился на крыльце перед домом. Изнывая от страха и нервного напряжения, я окинул взглядом склон горы. Ни одной машины, ни души вокруг. Только бы он сейчас не вернулся, еще две минутки, а то вдруг он забыл что-нибудь дома или заболел, чего с ним еще никогда не бывало — папа никогда не болел, и все будет хорошо.

Я даже икнул на радостях. Побежал за мусорным баком, отнес его снова на место, положил сверху мешок с мусором, придавил, чтобы не высовывался за край, и снова побежал к окну. К моему ужасу, после мусорного бака на земле остались следы. Да еще какие глубокие! Я попытался разгладить их рукой и как мог распушил траву, чтобы прикрыть ею то место, куда вдавился край бака, вспучив раскисшую землю вокруг. Выпрямился и посмотрел, что получилось.

Все равно видно.

Но если человек ничего не подозревает, то, может, не обратит внимания?

Папа всегда все замечал. Он заметит!

Я снова присел на корточки и еще раз расправил траву.

Ну вот.

Должно сойти.

Если он что-то заметит, я буду все отрицать. Ну откуда ему придет в голову, что я приволок мусорный бак под окно и залез через него в дом? Нет, если он что-то заметит, это будет уже за гранью человеческого понимания, и, если я сумею нормальным голосом и с нормальным выражением лица настаивала, что ничего такого не было, он отстанет, потому что ему не за что будет зацепиться.

Я отер о штанины запачканные и мокрые руки и, взяв ранец, поднялся к себе наверх. Открыл дверь гардероба и собрался было уже надеть белую рубашку, с удовольствием подумав, что Анне Лисбет она должна понравиться, но передумал и не стал ее надевать, а то вдруг еще папа спросит, с какой стати я решил так вырядиться, я окончательно запутаюсь, он начнет разбираться и тогда неизвестно до чего докопается.

Затем я запер входную дверь, залез на бойлер, повернулся, высунул ноги в окно, осторожно свесился вниз и плюхнулся на землю.