Ингве однажды показал мне самую большую машину на свете. Это была фотография в книжке про проект «Аполлон», которую он принес из библиотеки. Там все было самое большое в мире. Машину специально сделали, чтобы перевезти ракету на место старта, всего за несколько километров. Но ехала эта громадина страшно медленно, ползла как улитка, сказал Ингве.
Но самым увлекательным был, конечно же, запуск. Эти фотографии я мог рассматривать без конца. Однажды я видел это и по телевизору. Казалось бы, ракета должна взлетать со стартового стола с бешеной скоростью, но на самом деле нет. Наоборот, на первых метрах она взлетала совсем медленно; огонь и дым стлались под ней, как подушка, и в первый миг даже казалось, что она на них дремлет, прежде чем медленно, сначала как бы пошатываясь, устремилась ввысь со страшным грохотом, который был слышен на несколько километров вокруг. А затем ее полет стал ускоряться все больше и больше, пока скорость не стала такой, как ты ее себе представлял, и она понеслась по небу как стрела или как молния.
Иногда я думал, как здорово было бы, если бы ракету запустили у нас из леса, как ее тайно установили бы в укромном месте, и однажды мы бы увидели, как она медленно-медленно поднимается из-за деревьев, белая и чистая на фоне зелени и серого неба, как под ней заклубится огонь и дым, а потом она от него оторвется, как бы повиснув на мгновение в воздухе, прежде чем, набирая скорость и разгоняясь с каждой секундой, взлететь в небо под рев могучих двигателей, звук которых отдается от наших домов.
Это была приятная мысль.
Я сбежал с горы домой, подошел по двору к крыльцу, открыл дверь и, став на коврик, начал разуваться, как вдруг из кабинета вышел папа.
Я вскинул голову и глянул на него.
Вид у него был не то чтобы очень сердитый.
— Где ты был? — спросил он.
— Играл с Гейром, — сказал я.
— Я не об этом тебя спросил.
— На горе возле «Б-Макса». Там, поблизости.
— Ну и что вы там делали? — спросил он.
— Ничего особенного, — сказал я. — Так, играли.
— Тебе придется прогуляться туда еще раз, — сказал он. — Нужно купить картошки. Как ты, сходишь?
— Да, — сказал я.
Он достал из кармана бумажник и вынул купюру.
— Покажи свои карманы, — сказал он.
Я встал и выпятил бедра.
Он протянул мне купюру.
— Спрячь ее в карман, — сказал он. — И поторопись.
— Да, — сказал я.
Он вернулся в кабинет, а я снова надел сапоги, прикрыл за собой дверь и бегом пустился вверх по горе.
Ингве вернулся только к ужину и едва успел заскочить в свою комнату, как папа уже позвал за стол. Он приготовил отбивные с луком, к ним — цветную капусту и картошку. Мама сказала, что к нам раз в неделю будет приходить уборщица, ее зовут фру Йеллен и она будет уже сегодня во второй половине дня. Мама сказала, что позвонила ей с работы, и она показалась ей симпатичной женщиной. Я знал, что папа был против уборщицы, он сам это говорил, но теперь промолчал, и я решил, что он передумал.
Я был рад, что она придет. Редкие гости всегда приносили с собой приятное оживление. Возможно, потому, что наполняли дом чем-то новым и непривычным. А главное, они всегда уделяли внимание мне и Ингве.
«Ага, вот они какие, ваши ребятишки», — говорили они, если видели нас в первый раз, а если уже встречались с нами раньше, то: «Надо же, как они у вас выросли»; иногда они нас о чем-нибудь спрашивали, например, как дела в школе или с футболом.
После обеда я зашел к Ингве. Он взял с подставки кассету группы
— А я видел, как ты проезжал на автобусе, — сказал я. — Куда ты ехал?
— В город, — сказал Ингве.
Он лег на кровать и взял журнал.
— А зачем ты ездил?
— Чего пристал! — сказал он. — Надо было купить кое-что для велосипеда.
— Он сломался?
Ингве кивнул. Затем посмотрел на меня:
— Не говори никому. Даже маме.
— Никому ни слова, ей-богу!
— Я оставил его у Франка. Сломалась та штуковина, к которой крепится руль. Но его отец обещал, что починит. Завтра можно будет забрать.
— А вдруг папа бы тебя увидел? В городе? — сказал я. — Или кто-нибудь из его знакомых?
Ингве пожал плечами, не отрываясь от чтения. Я ушел к себе. Через некоторое время раздался звонок в дверь. Дождавшись, когда в коридоре будет мама, я вышел из комнаты. Вскоре на лестнице показалась пожилая, довольно пухлая, вернее, плотная седая женщина в очках.
— Это Карл Уве, наш младший, — сказала мама.
Я кивнул ей, она заулыбалась.
— Меня зовут фру Йеллен, — сказала она. — Будем друзьями.
Она дотронулась до моего плеча, и мне сразу стало тепло.
— Старший, Ингве, у себя в комнате, — сказала мама.
— Позвать его? — спросил я.
Мама отрицательно покачала головой:
— Не надо.