Детство

А ее глаза, ах, ее глаза, черные и прекрасные, так и искрились!

Я словно очутился в зачарованном мире, полном света и радости, рядом с которым все остальное теряло значение. Прозвонил звонок, мы строем поднялись по лестнице, прошли через коридор, уселись за парты и достали учебники. Я делал все как положено: слушал, когда надо было слушать, как всегда радостно принимался говорить, когда меня вызывали, рисовал свои затонувшие корабли и плавающих аквалангистов, съел на большой перемене принесенный из дома завтрак и выпил молоко, играл на переменах в футбол, на обратном пути в автобусе пел, сидя бок о бок с Гейром, сбежал с хлопающим по спине ранцем в толпе других школьников по склону горы вниз, участвуя во всем, что делал, душой и телом, но в то же время как будто и отдалившись, ибо для меня возникло новое небо, и под его сводом даже самые привычные дела и мысли обрели нежданную новизну.

Когда мы в тот день пришли на гору, где жила Анна Лисбет, она стояла в группе детей на площадке перед домом. Две девочки крутили скакалку, которая, ударяясь о землю, хлопала, как бич, и под нее по очереди запрыгивал следующий и после нескольких прыжков снова выскакивал, а на его место запрыгивал другой. На Анне Лисбет был тот же шарф и та же шапочка, и, когда мы подошли, она встретила нас улыбкой.

— Давайте к нам! — пригласила она.

Мы встали в очередь. Мне так хотелось произвести на нее впечатление, вскочить как ни в чем не бывало во вращающийся барабан, очерченный крутящейся скакалкой, но я сумел подпрыгнуть только два раза, на третий шнур хлестанул меня по ноге и я вылетел. Зато Гейру, который никогда не отличался хорошей координацией, так что его руки и ноги болтались точно сами по себе, все удалось гораздо лучше. Хоп, хоп, хоп, хоп — и выскочил так лихо, что его пронесло еще несколько шагов вперед, как бегуна, разрывающего финишную ленточку.

Теперь она решит, что Гейр ловчее меня!

Но мрачное настроение, навеянное этой мыслью, тотчас же улетучилось, потому что подошла очередь Анны Лисбет. Она вскочила под скакалку и заплясала там, как настоящий виртуоз, перескакивая с ноги на ногу, глядя куда-то в пространство, словно голова никак не участвовала в том, что выделывало ее тело. Но выскочив из-под крутящейся скакалки, когда полная концентрация стала не нужна, она взглянула не на кого-то еще, а на меня — и улыбнулась. Видал? Видал, как я умею?

Вода, стоявшая на площадке во всех углублениях, была почти желтого цвета. В мелких лужицах — зеленовато-серая, почти под цвет гравия, которым площадка была посыпана, только светлее. И конечно же, больше блестела. Внизу в лесу шумел ручей. Гулко рокотала какая-то техника. Раньше я никогда тут не был и подошел к обрыву посмотреть, что там под кручей. От дома, стоявшего надо мной на опушке, тянулась вниз широкая и крутая каменная осыпь. Под ней простиралось желтое болото. За ним начинался густой сосновый бор. В просветы между стволов я различил зеленую бытовку и желтый генератор. Он и рокотал.

Вдруг кто-то включил отбойный молоток. Я не видел его, но, слыша этот звук, такой грохочущий и монотонный, сопровождаемый тонким пронзительным визгом вгрызающегося в камень металла, ошибиться было невозможно.

Я повернул назад и увидел Гейра, он кивал головой в такт крутящейся скакалке, чтобы поймать ритм перед тем, как туда заскочить. Но на этот раз у него не получилось, ступня зацепила скакалку на первом же прыжке, а когда крутившие веревку девчонки возобновили свое монотонное занятие, он уже трусил мне навстречу. После него под веревку ловко скользнула Анна Лисбет. Но не успела она стать в позицию, как скакалка хлестнула ее по плечу. Мне даже почудилось, что она сделала это нарочно.

— Может, пойдем, Сульвей? — позвала она.

Сульвей кивнула и вышла из очереди. Обе девочки подошли к нам.

— Что будем делать? — спросила Анна Лисбет.

— Может, поищем бутылки? — предложил я.

— Ага, давайте, — сказал Гейр.

— А куда идти? Где бывают бутылки? — спросила Анна Лисбет.

— На обочине шоссе, — сказал Гейр. — И еще в лесу у детской площадки. Возле бараков. Иногда на мысу. Но не осенью, конечно.

— На автобусной остановке, — сказал я. — И под мостом.

— Один раз мы набрали их целый мешок, — сказал Гейр. — В канаве возле магазина. Насдавали на четыре кроны!

Сульвей и Анна Лисбет посмотрели на него с уважением. Но ведь это я предложил искать бутылки! Это я придумал, а не Гейр!

Мы сами не заметили, как уже спускались с горы. Небо было серое, как сухой цемент. Ни ветерка в кронах деревьев, притихших, словно затаившись. Кроме сосен, конечно, эти стояли как всегда — открыто и вольно, устремленные к небу. Они как бы взяли паузу. А ели словно погрузились в себя, в собственный сумрак. Лиственные деревья, тонкие, с хрупкими веточками, словно насторожились и боязливо замерли. А старым дубам, росшим по ту сторону дороги, к которой мы спускались, тем ничего не было страшно, только одиноко. Но они не боялись одиночества, они столько лет тут уже простояли, а сколько еще оставалось впереди.