Детство. Автобиография… почти. Книга первая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»

Подъезжая на своем обновленном в автомастерской «москвиченке», Евграфий сразу заметил не принадлежащую больнице «карету» скорой помощи и «бобик» полиции, припаркованный рядом. Настроение совсем ухудшилось, но иного выбора, как подняться к себе на работу, не было.

На третьем этаже за столом регистратора сидела та самая Лиза, которая заварила всю эту кашу. При виде заведующего она попыталась встать, но мужчина усадил ее на место одним лишь грозным взглядом. Не раздеваясь и не говоря по дороге с коллегами, он быстро нашел нужную палату (сделать это оказалось не трудно по большому скоплению людей) и остановился у двери, бегло осматривая все, что здесь творилось.

Комната-одиночка, как ее многие называли, – место для самых буйных психов со склонностью к членовредительству. Обита она была плотным, толстым, но мягким поролоном и обтянута тканью. Бейся и кричи до одури – никто не услышит и не узнает, но зато никакого издевательства над собой и своим организмом. Ему самому не раз приходила мысль провести ночь в подобном месте и выплеснуть все, что накопилось. Шумозвукоизоляция. Полная непроницаемость. Очень удобно для тех, кто не в ладах со своей нервной системой.

Бригада скорой помощи как раз заканчивала свои манипуляции.

– По мне, так никакого суицида и не было, – сказал один, закрывая медицинский чемодан с набором всевозможных лекарств.

– Да, скорее всего, ты прав. Но для полной убедительности следует отправить тело на вскрытие. Оно точно прольет свет на сложившуюся ситуацию.

– Тогда, господин следователь, нам здесь больше делать нечего. Мы составим подробный отчет и передадим его вам, а пока извините нас, но мы должны уйти.

– Куча вызовов. Тем более выходные дни.

«Выходные дни – подумал Евграфий – Точно! Вот из-за чего мне так не спалось. На выходных я уже не могу обойтись без работы и поэтому хуже засыпаю, хуже ем, да и вообще настроение отвратное. Не могу уже обойтись без своих психов!»

После ухода «скорой» в палате остались только персонал самой больницы, да человек в классической «тройке» с небольшим портфелем и планшетом в руках.

«Следователь», – догадался мужчина, проталкиваясь сквозь своих сотрудников и останавливаясь напротив полицейского и трупа, который лежал на кровати на спине, сложив на груди руки.

– Словно и не мертвый вовсе, – произнес заведующий, не сводя с усопшего глаз.

Белов Игнат Андреевич. Его в психбольницу поместила собственная жена за буйное поведение. Несколько раз ей давали от ворот поворот, но все же однажды ее жалобы взяли верх и мужа упекли по всем показателям. Оказалось, совершенно правильно. Игнат вел себя как настоящий псих: бросался на медицинских работников, кусался, плевался, ломал мебель и совершал неоднократные попытки членовредительства с предполагаемым последующим летальным исходом.

«Неужели на этот раз добился своего?»

– Вы Евграфий Порфирьевич?

– Да. Он самый.

– Меня зовут… Я следователь по вашему делу, и если вы не возражаете, хочу немного осмотреться. Как раз после полного обследования вашими коллегами представилась такая возможность.

Мужчина достал из кармана пластиковую визитку с номером полицейского участка, городским телефоном и передал ее Евграфию.

– Нет-нет, конечно, комната в вашем полном распоряжении.

– Вы еще не сообщали родным или близким этого человека о постигшем их несчастье?

– Нет. Пока еще нет.

– Не сообщайте. Я должен провести здесь расследование. Это займет день-два. Очень вас прошу!

– Хорошо. Я повременю с этим, – озадаченно произнес заведующий. – Но… «скорая» констатировала летальный исход без наложения на себя рук. Не так ли? Или я чего-то не понимаю?

– Все так, Евграфий Порфирьевич, но есть некоторые моменты, которые могли ускользнуть от ваших коллег и от вас самих. Если вы не возражаете, я хотел бы осмотреться здесь наедине.

– Конечно-конечно, не буду заставлять вас просить о подобном дважды. Идемте! – сказал он своим работникам и закрыл перед собой дверь.

Раздав незначительные указания и спросив о самочувствии остальных пациентов больницы, Евграфий направился к выходу и практически у самого лифта, где располагался стол регистратора, помимо Лизы обнаружил сидящую там же Аглаю Геннадиевну. Остановившись, он с упреком посмотрел в ее старческие, грустные, утомленные глаза.

– Я, конечно, понимаю ваш возраст и те годы, которые вы здесь проработали, но нужно быть сдержаннее, осмотрительнее и не так скоропалительнее в своих выводах. Я еще могу понять молодое поколение, – указал он на осунувшуюся под праведным гневом Лизу – но от вас я ожидал такого меньше всего.

– А что сразу я? Я сунулась в палату, а там тихо. Убрала, вымыла, а он лежит. Обычно его санитары держат… а тут… ну я пульс пощупала, а его и нет! Что мне еще думать, если он накануне о суициде разговоры вел?