Детство и общество

Каким образом семья готовит этого мальчика к демократии? Если понять этот вопрос слишком буквально, едва ли кто-то осмелится на него ответить. У мальчика нет никакого политического сознания. Фактически, он даже не знает ничего похожего на негодование в том позитивном смысле, когда человек начинает остро сознавать нарушение какого-то принципа, за исключением возмущения нечестностью. В начале жизни она принимает форму ощущения, что у него хитростью выманивают «право первородства», когда старшие и младшие братья и сестры, исходя из своего более высокого или низкого положения в семье, требуют особых привилегий. Болезненно усваивая меру долга и привилегий, связанных с силой и слабостью, он становится заядлым спорщиком по поводу честности-нечестности, преимущественно в спортивных играх, и это единственный предмет, который мог бы вызвать точную копию негодования — ну, и конечно же любого рода «боссизм». [Неологизм, образованный от англ. boss (хозяин), для обозначения склонности людей определенного типа командовать другими и распоряжаться всем и вся как своей собственностью. — Прим. пер.]

«Никто не в праве так обращаться со мной» — вот лозунг такого протеста. Это — двойник более героической чести или достоинства, прямоты или честности жителей других стран. Хотя наш мальчик может с усмешкой присоединиться к некоторым намекам на более низкое происхождение или положение, на самом деле ему несвойственна нетерпимость: большей частью его жизнь слишком защищена и «ограничена», чтобы поставить его перед личным решением этой проблемы. В тех случаях, когда он все же сталкивается с подобной проблемой, то решает ее, опираясь на понятие дружбы, а не гражданства. Ведь это привилегия, а вовсе не долг — благосклонно относится к любому приятелю. Что касается «общего гражданства», то он постигает концепцию поведения школы, которая руководствуется этим названием, однако он не связывает его с политикой. В других отношениях он более или менее сомнамбулически движется в лабиринте неопределенных привилегий, лицензий, обязательств и обязанностей. Ему хочется неопределенного, общего успеха, и он счастлив, если может добиться его честно, или хотя бы не сознавая нечестности. В этой связи нужно сказать, что наш мальчик, обычно по невнимательности и из-за ограниченного видения, а часто по легкомыслию, причиняет огромный вред его менее удачливым, но более темнокожим сверстникам, которым отказывает от дома, исключает их из своей клики и не подпускает к себе, поскольку смотреть им в лицо и считаться с ними как с реально существующими людьми означало бы для него иметь постоянный источник смутного беспокойства. Он игнорирует их, хотя мог бы содействовать их участию в американской идентичности, относясь более серьезно к простому социальному принципу: раз никто не вправе так обращаться со мной, то никто не должен так обращаться ни с кем другим.

Однако я смею утверждать, что семейная жизнь этого мальчика скрывает в себе больше демократии, чем кажется на первый взгляд. Возможно, она не отражает демократии исторических трудов и газетных передовиц, зато отражает ряд тенденций, характеризующих демократический процесс как он есть, с его светлыми и темными сторонами и перспективами развития. Я должен здесь указать на одну из тех конфигурационных аналогий между семейной жизнью и национальными нравами, которые с трудом укладываются в какую-то теоретическую систему, но кажутся в высшей степени релевантными.

«В настоящее время неписанное, но твердое правило Конгресса состоит в том, что при обычных обстоятельствах ни один важный блок никогда не будет провален при голосовании по любому вопросу, затрагивающему его собственные жизненные интересы». [John Fischer, «Unwritten Rules of American Politics», Harper's Magazine, 197: 27–36, November, 1948.] Эта формулировка относится, конечно, к политическим интересам различных групп (аграрному блоку, финансовому, лейбористскому и т. д.), которые используют двухпартийную поляризацию — и сами пользуются ею. Время от времени они способствуют продвижению позитивного законопроекта, но чаще — что иногда гораздо важнее — предотвращают появление нежелательного закона. Возможно, что в результате позитивного законотворчества получится хороший закон, однако он прежде всего не должен быть неприемлемым для любых важных блоков (так же как кандидат в президенты можетбыть потенциально великим человеком, но при этом долженбыть человеком, приемлемым для любого крупного блока избирателей). Этот принцип не только удерживает любую группу от абсолютного господства, но и спасает каждую из них от попадания в полное подчинение.