Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени

Соня рассказала Ане, что Юрин папа был очень красивый, и после войны в институте девушки ему проходу не давали. Юрина мама, некрасивая дочка заведующего кафедрой, влюбилась в него, но он ее не любил, и она забеременела от него, чтобы заставить на себе жениться. Когда он стал напиваться с тоски, говорила: «Пусть лучше пьет, чем ходит по бабам». А теперь у нее есть любовник-доцент, и она хочет с дядей Сашей развестись. Жалко его все-таки. Один раз, когда он был трезвый, он ходил с ними на пляж, и Аню поразила его спина с вырванным куском мяса на боку – след фронтового ранения. Аня знала, что отец помогает Юре с русским и литературой, по которым Юра с трудом тянет на четверку, а мечтает о медали. Однажды Юра должен был переписывать сочинение по Маяковскому, за которое получил двойку, и отец предложил написать за него, чтобы показать, как надо. Юра переписал отцовский текст, сдал и получил пятерку. Способный, видимо, был дядя Саша. Он с пятнадцати лет жил один: его отец, «братишечка», после революции достиг больших высот и был в тридцать седьмом арестован. Забрали и его жену «из бывших». Она вернулась из лагеря и жила с семьей сына. Эта высокая угрюмая женщина совсем не походила на дворянку в Анином представлении. Юра с трудом терпел ее, как и всё, связанное с отцом. Вот тебе и «пусть пьет, чем ходит по бабам!». И все страдают в этом большом, старом дачном доме.

В Ленинграде Аня сходила в Малый оперный на «Летучую мышь», которая так ей понравилась в постановке Свердловского театра оперетты, гастролировавшего недавно в Гиперборейске. «Ах, до чего же, боже, боже, выйти замужя хочу», – пела молодая девица со смешными хвостиками, подпрыгивая от нетерпения. Умора! Но в ленинградском варианте этого эпизода не было, и вообще эта «Мышь» была вся какая-то голубая и стерильная по сравнению со свердловской.

59

Музыкальная школа осталась в прошлом, и у Ани появилось свободное время. Она записалась в волейбольную секцию ДСШ при спортзале титано-магниевого комбината, больше участвовала в художественной самодеятельности. Они организовали в классе ансамбль – Аня играла на пианино, Вова Тараканов на баяне (он тоже окончил музыкальную школу), шесть человек пели. Еще ей предложили петь в школьном женском квартете, что очень ей нравилось. «Зеленою краской в семнадцатый раз окрасила клены весна, и двор, где росли мы, стал тесен для нас, и улица стала тесна. Свой путь прокладывать пора ребятам с нашего двора, пора, пора, пора». Казалось, они пели о себе.

В ноябре у 10 «Б» была вечеринка в школе. Открыв дверь своим ключом, Аня заглянула из прихожей в спальню родителей, которые, лежа на кроватях, молча смотрели на нее. «Что случилось?» И тут папа стал кричать страшно, грубо. Он говорил, что она распущенная, что позволяет садиться себе на голову, что-то еще – обидное, несправедливое. Аня стояла в дверях в пальто, с упавшим сердцем и ничего не понимала. Мама пыталась, но не не смогла остановить извержение брани. Папа продолжал бушевать. В конце концов Аня услышала, что, оказывается, кто-то позвонил из школы, что она попала под машину. Родители в панике позвонили в милицию и в «скорую помощь». Как они, должно быть, перепугались!

Кто бы это мог быть? Зачем? За что? Кто у них в классе на такое способен? А папа тоже хорош – вместо того чтобы обрадоваться, что она жива и невредима, так на нее набросился. «Надо уметь показывать зубы не только в улыбке», – повторил он свою коронку. Вообще-то папа прав, нужно уметь постоять за себя, и она все время этому учится. Нельзя позволять подлецам брать верх, нужно делать все, что можно, чтобы справедливость восторжествовала. Но что она могла сделать в этом случае, непонятно. А вот то, что она не стала оспаривать несправедливую четверку на экзамене в музыкальной школе, она себе никогда не простит. И тогда, кстати, родители ее ничем не поддержали.

На следующий день Аня узнала, что позвонил к ней домой Рэбер, и в учительской с ним был Фихте. Ане говорили раньше, что Рэбер чувствует себя оскорбленным, что он, ариец, должен находиться в одном классе с еврейкой. Но у него мать цыганка, какой же он ариец?! Он и похож больше на мать. Но главное не в этом – пусть сколько угодно считает себя арийцем – а в жестокости, проявленной по отношению к ее родителям. Папа узнал в справочном телефон Рэбера. Мужчина, снявший трубку, выслушал папу и сказал, что у него нет сына. Соврал, или это другой Рэбер, непонятно.