Детство Лермонтова

Полилась песня барда, вещего пророка, и так он пел, что не найти отца, который бы смог повторить эту песню своим сыновьям!

Отрывки этой песни понеслись вдаль по реке времени, как обломки корабля, выплывая среди бурных волн.

Пел Томас своим товарищам — сподвижникам Артура — о Мерлине, но более всего пел о благородном Тристане и нежной его Изольде. В страстном поцелуе слила Изольда свое дыхание с последним вздохом Тристана и умерла. С его душой обнявшись, ее душа к небу улетела.

Кому так спеть, как пел Томас?

Умолк певец, затихли звуки его лиры, и гости долго сидели за столом. Головы их поникли, и всем казалось, что струны еще звенят, замирая. Но вот послышался робкий шепот, и тяжелое предчувствие охватило гостей; вздохнули дамы, и не одна из них стерла перчаткой слезу.

На волны Лидера, на башни спускались вечерние туманы — это был час, когда и в замках и в лачугах начинали готовиться ко сну. И вот Дугласу принесли поспешно весть: по берегу реки идет чета белых оленей; шерсть их бела, как снег на вершине горы. Они идут рядом очень спокойно, не торопясь.

Когда проникла эта весть в жилище Лермонта, Томас торопливо поднялся с места; сначала он побледнел, как белый воск, потом разрумянился, как сургучная печать, и сказал:

— Пробил мой час. За мной пришли!

Как подобает менестрелю, он накинул себе на шею лиру; грустно в ночной тишине зазвенели ее струны. И вышел Томас из замка, но, удаляясь, часто оборачивался, глядя на древний замок. Блеск осеннего месяца играл на кровлях; белые туманы с подножия скал, медленно клубясь, закрывали вход.

— Прощай, обитель отцов моих! — молвил Томас, и люди в последний раз услыхали его голос. — Не бывать тебе больше жилищем веселья и власти. Лермонтам здесь не владеть землей! Прощайте, серебристые струи Лидера! Скалы и замок мой, прощайте!

Тут подошли к нему белые олени, и с ними он удалился.

Дуглас же, который присутствовал при этом, вскочил на вороную лошадь и помчался через Лидер. Он летел быстрее молнии, но тщетно: он не нагнал их. Одни говорят, что чудесное шествие скрылось в пещере холма, другие говорят, что оно исчезло в туманах ближайшей долины, — неизвестно, только с той поры между живыми Томаса Лермонта никто не встречал…»

Чтение этого отрывка произвело на мальчика сильное впечатление. Легендарный Томас Лермонт был великим поэтом — какая завидная доля! Но как связать это с преданием, что Лермантовы происходят от испанского герцога Лерма? Отец, пожимая плечами, не мог дать определенного ответа, говоря, что он до сих пор никогда не интересовался своими предками, и вспомнил изречение Наполеона: «Зачем мне предки? Я сам себе предок!»

Этот афоризм понравился Мише, однако от нового предка, поэта Лермонта, он отречься не пожелал. Впоследствии, желая подчеркнуть, что он ведет свое происхождение от шотландского поэта, он даже изменил правописание своей фамилии и вместо «Лермантов» стал подписываться «М. Лермонтов».

Юрий Петрович не знал наверное, от каких предков ведут начало русские Лермантовы, и один из его родственников, который заинтересовался этим вопросом, разыскал рисунки гербов испанского Лермы и шотландского Лермонта.

Герб испанских Лермантовых таков: в щите на золотом поле черное стропило с золотыми квадратами, а под этим черный цветок. Щит увенчан обычным дворянским шлемом с дворянской же короной. Внизу щита девиз: «Sors mea — Jesus» («Жребий мой — Иисус»).

Герб шотландских Лермонтовых также представляет собой щит. На золотом поле — тоже черное стропило с тремя золотыми ромбами, но без черного цветка под стропилом, а на щите — нашлемник с розой. Внизу щита девиз: «Dum spiro — spero» («Пока дышу — надеюсь»).

Выслушав все романтические рассказы о предках и о гербах Лермантовых, практическая Арсеньева сказала зятю, что хорошо было бы подобрать все документы и передать их Мишеньке хотя бы в копиях, на случай, когда он будет поступать в какое-либо учебное заведение, и вообще эти документы могут пригодиться ему, если его род так знатен.

Юрий Петрович обещал это сделать, но, по обыкновению своему, скоро об этом позабыл, считая, что ежели ему эти документы не пригодились, то и Мише они не так уж нужны.

Мосье Капе разговорился с Юрием Петровичем насчет своего воспитанника. Во всех играх Мишель желает быть и бывает главарем и требует послушания от своих друзей, которые принимают участие в играх. Любопытная черта характера: как бы он ни был привязан к своим товарищам детства, он всегда настаивает на своем. Он очень любит детей, которые его окружают, потому что он добр по натуре, даже чувствителен. Вежлив ли он? О да! С товарищами детства он обязателен и услужлив, но вместе с этим качеством развита настойчивость. Как-то раз он рассорился с Колей Давыдовым. Мишель от него чего-то требовал (Капе не вслушался, в чем было дело), но маленький Давыдов отказался исполнить это требование. «Хоть умри, но ты должен это сделать!» — повелительно закричал Мишель, и всех поразил властный тон его голоса.