Детство Марселя

Однако прошло не меньше десяти минут с тех пор, как мы ушли с того злосчастного места, и в моем сердце затеплилась робкая надежда.

— Лили, если все кончено, мы об этом знали бы. Если же еще не конец, значит, наши должны были выиграть хоть одно очко. Потому что тем, другим, не хватало всего трех очков, и за это время они должны были их добыть…

— А ведь правда! — сказал Лили. — Да наши наверняка выиграли одно очко, может статься, и два, а может, и три. Я не говорю, что они выиграют, но все-таки это не будет Фанни. Хочешь, пойду посмотрю?

Не успел я ответить, как он исчез. Корнетист гнусил какой-то вальс, и молодежь кружилась по всей площади, которая теперь была в тени, потому что солнце зашло за колокольней. Я твердил себе:

— Хотя бы одно очко! Но одно-то очко они наверняка взяли!

На углу проулка показался Лили. Но не подошел ко мне, а остановился, сложил ладони рупором и, звонко, отчетливо выговаривая слова, крикнул:

— Беллонцы ведут со счетом тринадцать против двенадцати!

Музыка оборвалась, танцующие пары переминались с ноги на ногу. Он снова крикнул:

— Тринадцать против двенадцати в пользу Беллонов! Идите скорее!

Он поспешил обратно к клубу, я побежал за ним. Корнетист бежал рядом со мной, следом за нами ринулась вся толпа.

Когда мы прибежали к полю игры, навстречу нам бросился председатель клуба и выставил ладони вперед, останавливая толпу:

— Внимание! Стойте на месте! Не мешайте игрокам! Бога ради, тише! ИДЕТ ПОДСЧЕТ ОЧКОВ!

Толпа рассыпалась вдоль края площадки, люди пробирались вперед на цыпочках. Под платанами, возле лежавших вокруг «чушки» десяти шаров, собралось шестеро игроков. Четверо — в том числе мой отец — стояли подбоченясь и смотрели на дядю Жюля и Пессюге, которые сидели на корточках. Дядя Жюль измерял веревочкой расстояние между брошенными шарами и «чушкой», а Пессюге следил за ним злобным взглядом. Внезапно он крикнул:

— Нет второго очка! Я же вам говорил!

— Точно, — ответил, вставая, дядя Жюль. — Мы взяли только одно очко. Но у нас остается еще один шар, еще один бросок.

И он указал на Жозефа, который подходил с шаром в руке. Жозеф был спокоен. Он улыбался. Он оглядел расположение шаров и сказал:

— Если я буду целить между шарами, я ничего не выиграю, я рискую даже подогнать их шар к «чушке».

— Если вы будете бить в самый шар, есть риск, что ваш шар откатится обратно, — сказал Пессюге. — Кроме того, если вы даже выбьете мой шар с позиции, это ничего не изменит, потому что за вами остается преимущество благодаря шару Пиньятеля…

— Да, — сказал Жозеф. — Но если мне удастся сделать «карро» [107], у нас будет пятнадцать…

И он твердым шагом повернул обратно, на «круг» [108]. Но Пессюге, в надежде его смутить, побежал вдруг за ним и подозрительно стал осматривать левую ногу Жозефа, нагнулся даже, чтобы проверить, не «врезалась» ли она в круг. Тем временем Пиньятель, который остался возле разыгрываемых шаров, отошел на три шага в сторону так, чтобы его тень затемняла взятый на прицел шар. Из толпы раздался голос господина Венсана:

— Эй, приятель! Уберите-ка вашу тень! Пусть шар будет, как говорится, солнцевидным!

Но мерзавец Пиньятель сделал вид, будто не понял, что обращаются не к кому другому, как к нему. Тогда Мон де Парпайон подошел и по-дружески попросил:

— Эй, Пиньятель, подвинься немножко!

Но не дожидаясь, пока Пиньятель подвинется, положил свою «лучшую» руку ему на плечо, да так двинул, что Пиньятель отлетел на два метра. А Мон де Парпайон сказал зловеще:

— Извиняюсь, прошу прощенья.

— Таково правило! — крикнул председатель клуба. — Шар должен быть освещен.

Пиньятель отступил. Жозеф, поставив левую ногу на пятку посреди круга и приподняв носок, долго прицеливался в торжественной тишине. Но лишь только он приготовился к броску с разбега, как Фисель вдруг закашлялся — то был приступ сухого, раздирающего грудь кашля. Жозеф остановился, не выразив ни малейшего нетерпения, но толпа негодующе зашумела, а толстый Эльзеар, «Бобовый король», крикнул:

— Как видно, в Аккатах болеют коклюшем до ста лет! Мон подошел к Фиселю и громко сказал:

— Лучшее лекарство от этой хвори — дать как следует по спине!

Он занес было свою лапищу, но Фисель отпрянул шага на четыре и сказал:

— Нет, спасибо… не трудитесь!

И снова наступила тишина. Жозеф сделал три полагающихся прыжка, и его шар взлетел в воздух, сверкающий как маленькое солнце. У меня дух захватило, Лили больно стиснул мое плечо. А шар, казалось, никогда не коснется земли…

И вдруг раздался отчетливый стук, черный шар Пессюге превратился в серебряный: Жозефу удалось сделать «карро». Он замер на месте, чуть-чуть улыбнулся и сказал своим обыкновенным голосом:

— И это будет пятнадцать!