Детство Марселя

— «Граф Жан де Н., полковник, командир Первого кирасирского полка».

С минуту она молчала, чем-то смущенная.

— Стало быть, это тот, кто…— И она вопросительно посмотрела на отца.

— Да, да, это тот самый, — подтвердил он. — Герой Райхсхофена [41].

***

С того памятного дня субботнее путешествие через графские владения стало для нас праздником.

Привратник, тоже старый вояка, широко распахивал перед нами ворота, навстречу нам выходил Владимир и отбирал у нас поклажу. Мы шли в замок и здоровались с полковником. Он угощал нас лакричными леденцами, а иногда приглашал позавтракать.

И каждую субботу, провожая нас через свои сады, он собирал букет огромных алых роз, из тех, которые сам разводил и назвал «королевскими розами». Маленькими серебряными ножницами он срезал шипы и, прощаясь, вручал цветы маме, которая всегда при этом краснела. Она никому не доверяла свой букет и в понедельник утром увозила его в город. И целую неделю алели эти «королевские розы» на круглом столике в столовой нашего республиканского дома.

Замок Спящей красавицы — второй на нашем пути — никогда не внушал нам страха. Отец, смеясь, говорил, что не прочь провести в нем каникулы. Однако мама подозревала, что там есть привидения. А мы с Полем не раз пытались приотворить ставни на первом этаже, чтобы поглядеть на рыцарей, замерших возле Спящей красавицы. Но толстые дубовые доски ставен не поддавались моему перочинному ножичку с жестяным лезвием.

И все же, приложившись однажды глазом к щелочке, Поль совершенно ясно увидел огромного повара с восемью поварятами; они стояли как вкопанные возле жарившейся на вертеле кабаньей туши. Когда же в щелку заглянул я, то ничего не увидел. Но картина, описанная братом, с такой точностью воспроизводила иллюстрации Вальверана (кому, как не ему, все знать!), что я и впрямь почувствовал застоявшийся запах жаркого и меня смутил этот необъяснимый и странный аромат холодного дыма.

У третьего замка, принадлежавшего нотариусу, нас ждал другой сюрприз, новое волнующее приключение.

Как— то раз, когда мы неторопливо проходили через просвет в живой изгороди, мы в ужасе услышали громкий голос:

— Эй вы там, куда идете?

Навстречу нам бежал крестьянин лет сорока, потрясая вилами. У него были большие черные усы, топорщившиеся, как у кошки, и кудлатая нечесаная грива.

Отец, взволнованный не меньше нас, притворился, будто его не видит, и что-то отмечал в своей спасительной записной книжке. Но усач был явно взбешен и мчался прямо на нас. Мамина рука задрожала в моей, испуганный Поль юркнул в кусты.

И вдруг кудлатый разбойник остановился в нескольких шагах от нас, поднял вилы зубьями вверх и со всей силы воткнул рукоять в землю. Яростно размахивая руками и мотая головой, он подошел к отцу. Затем произнес следующую красочную речь:

— Нечего дрейфить! На нас смотрят хозяева. Сидят у окошка на втором этаже. Надеюсь, старик скоро окочурится. Правда, с полгодика он еще протянет.

Тут усач подбоченился и, выпятив грудь, двинулся на отступавшего перед ним папу, продолжал скороговоркой:

— Когда увидите, что окна на втором этаже открыты, не ходите берегом, ходите низом, с другой стороны, вдоль томатных грядок. Давайте вашу книжку, он хочет, чтобы я потребовал у вас документы и записал ваше имя и адрес.

Он выхватил записную книжку у отца, который, впрочем не без тревоги, хотел было отрекомендоваться:

— Меня зовут…

— Вас зовут Виктор Эсменар. Адрес: улица Республики, дом номер восемьдесят два. А теперь — бегом, да поживее, тогда получится, как надо!

И он со свирепым видом указал нам пальцем на калитку, на путь к свободе. Мы пустились наутек, а он, сложив рупором ладони, орал:

— И чтоб это больше не повторялось, не то стрелять буду! Оказавшись в безопасности, по другую сторону ограды, мы сделали привал, чтобы вволю порадоваться и похохотать. Отец снял очки, вытер со лба пот и в назидание нам сказал:

— Да, таков народ. Все его недостатки проистекают только от невежества. Но сердце у него доброе, и он великодушен, как дитя.

Мы с Полем плясали на солнцепеке и пели, точно веселые бесенята:

— Скоро окочурится! Скоро окочурится!

С тех пор всякий раз, когда мы проходили по этой земле, крестьянин с вилами, которого звали Доминик, оказывал нам самый радушный прием.

Теперь мы шли не берегом, а ниже, по краю поля, и всегда заставали Доминика за работой: он копался в винограднике, а иногда окучивал картошку или подвязывал помидоры.

Подмигивая с заговорщицким видом, отец говорил:

— Семейство Эсменар приветствует вас!

Доминик тоже подмигивал и долго хохотал над отцовской шуткой, неизменно повторяющейся каждую неделю. Нахохотавшись, он кричал:

— Привет Виктору Эсменару!

И отец тоже смеялся, и вся наша семья разражалась радостными криками. Мама преподносила Доминику пачку трубочного табака, и он без стеснения принимал этот смертоносный дар. А Поль спрашивал:

— Он уже окочурился?

— Пока нет, — отвечал Доминик. — Но теперь уже скоро. Он в Виши, на курорте, и пьет одну минеральную воду. А вот там, под смоквой, припасена для вас корзиночка со сливами… Не забудьте только вернуть корзинку…