Детство Ромашки

Мы уже были на съезде с плотины, как от стада отделился человек и, размахивая шапкой, побежал нам наперерез. Андрей Филимонович придержал лошадей. Человек спешил, на ходу подсовывая под кушак полы домотканой свитки. Приблизившись, радостно воскликнул:

Никак, ты, Андрей Филимоныч?!

Я, я, дядя Тимофей. Здравствуй!

Ой, как гоже, что ты! —Человек схватил обе руки Андрея Филимоновича, затряс их. Его опаленное до лубяного цвета лицо было в поту. Русая борода из мелких колечек пушилась по щекам, стекала от уголков губ на шею и валиком обегала подбородок, оставляя его голым.— Гляжу, едут люди, я от стада-то рысью. Думаю: кто б ни ехал, остановлю. А это ты, дорогая душенька! — Тимофей опять схватил руки Андрея Филимоновича и, горестно сморщившись, закрутил головой.— Задержись на часок, Христом богом молю!

Дедушка приподнялся и, проворно перекинув ноги через

борт короба, принялся выбирать из бороды застрявшее сено.

—Не я подводе хозяин, дядя Тимофей,— ответил Андрей Филимонович.

Синий глаз скользнул по дедушке, притух, повлажнел, но вдруг опять просиял. Тимофей приложил руки к груди, поклонился и заговорил вздрагивающим, осевшим голосом:

Сделай милость, задержись на часок. Не знаю, как звать-величать, а как милостыню прошу, задержись! Не то я, ей-ей, человека убью!

Да ты- что, Тимофей? Или тебя бешеный волк укусил? — сказал Андрей Филимонович, соскакивая с фургона.

У Тимофея перекосилось лицо. Как в ознобе, он передернул плечами и со стоном ответил:

Ох, должно, пропадать мне! Истинное слово, пропадать!

Далеко ли до Ершей?—спросил дедушка, спускаясь с фургона.

Где там далеко! Хорошим ходом и часу не проедешь,— откликнулся Тимофей.

Ну-ка, ребята, распрягите коней,— распорядился дедушка и указал в глубину низины.— Отведите туда, спутайте. Нехай травки пощиплют.

Ой, дорогая душенька! — обрадованно всплеснул руками Тимофей. Потом отбежал на просторную поляну, заросшую стелющимся желтым клевером и вьюнком, сбросил на него свою свитку, крикнул: — Присаживайтесь тут, а я живым манером! — и затрусил куда-то за плотину.

Когда мы, спутав саврасых, вернулись к фургону, Тимофей спускался с плотины с объемистым кувшином в руках. За ним спешила статная девушка в пестреньком сарафане, ладно облегавшем ее стройный стан. На плечах у нее лежал зеленый полушалок, а из-под него пузырились широкие рукава вышитой сорочки. Длинные, до колен, косы отлетали под локти. В одной руке она держала на деревянном кругу крутобокий каравай, а в другой — три медные кружки и пучок зеленого лука.

Первым подбежал Тимофей. Опустил кувшин на землю, виновато произнес:

—Извиняйте, кваском попотчуйтесь... чем богат...

А девушка так низко поклонилась, что ее косы кольцами свернулись возле продранных носков рыжих грубых башмаков. Она молча поставила кружки, пристроила лук на кувшине, с необыкновенно светлой улыбкой обвела нас чудесными голубыми глазами и пошла к плотине, держась за косы.

Эх, дочь-то у тебя, дядя Тимофей, какая! —тихо сказал Андрей Филимонович.

Через нее и страдание мое! — с досадой воскликнул он и, вытерев заслезившийся глаз ладонью, кивнул на кувшин.— Угощайтесь, а я вам докуку свою поведаю.— Он подвернул под себя ногу в растоптанном лапте, сел и, коснувшись сапога Андрея Филимоновича, спросил: — Жулидовского старшего приказчика Сабирова знаешь?

Видать не видал, а по слухам кому ж он не известный! Змей, говорят, ядовитый, а не человек.

Да, никак, уж хуже змеи! — безнадежно махнул рукой Тимофей.— Как получилось-то! Осенью у него жена померла, ну а весной, на святую, он ко мне в землянку со сватаньем. Отдай ему Наташку, и все тут. Пару коней сулит, корову, овец, дом в Ершах. Так-то уж в тот час я растерялся, что.не г!риду-маю, как ему отвечать. Сгубит, думаю, дите любимое. Ну, и тут же смекаю. Время-то иное. Царя сместили, и бай не бай, а народ осмелел. Обдумался этак да и режу: «Нет, Денис, за все золото с каменными палатами не отдам тебе дочь». И взялся он меня, брат ты мой, со свету сживать. Был дан мне конь для пастьбы — отобрал. Три дойные коровы тоже на усадьбу перегнал. Хорошо, что лето да возле пруда Наташа огород возделала, а то протягивай ноги. А вчера прискакал, с дрожек не слез, мне вот это сунул.— Тимофей вытащил из сумки газету.— Сунул — и на смех: «Чего ждешь, Тимоха, говорит, не дождешься. Был гольтепой, ею и останешься! Временное правительство царя бережет, а царь ему на поддержку идет. Читай да умней». Ну, сел я читать. Ни пса не пойму. Весь царский род по именам и с титулами, а дальше все в цифрах...

Ну-ка, дай! — потянулся Андрей Филимонович к газете!

Это был знакомый мне с давних пор «Саратовский вестник». Я узнал его сразу же по первой полосе, по объявлениям: «Продается», «Сдается», «Предлагается»... Пока я бродил глазами по первой странице, Андрей Филимонович всматривался во внутренние полосы. И вдруг захохотал.

Ах, леший их подери! Надо же до этого дожить! Тьфу!

Чего же там? — недоуменно спросил дедушка.

Рассказывать срамотно,— отмахнулся Андрей Филимонович.— Сам читай, Наумыч.

Дедушка взял газету и передал мне. — Ну-ка, сынок...