Дева дождя

– Всем встать по центру коридора! – проревел жестяной голос. – Ноги шире плеч, руки на голову! Быстро, быстро!

Испуганные узники выстраивались цепью, принимая требуемую позу. Хлёсткие бледные молнии электроразрядов подстёгивали колеблющихся и нерешительных. Что касается обычных хлыстов, коими были вооружены глиняные големы, то в ход их сегодня почему-то пускать не спешили.

– Все встали? Хорошо! – вновь проревел железный голем.

Что-то вдруг изменилось в мире. Алексей почувствовал, что всё его тело словно погружено в зыбучий песок. Песок этот, правда, не давил на грудь и дышать не мешал. Но ни одного движения сделать было невозможно.

А по коридору уже резво раскатывали рулоны ковровой дорожки пятнистые хвостатые черти – одна спереди, вторая позади шеренги узников, превращённых в статуи. И наконец в дверном проёме, больше напоминающем небольшие ворота, появилась знакомая золотая фигура, напоминающая изваяние какого-то Рамзеса.

– Успеха в делах и всяческого благополучия, господин Золотой Голем! – железный истукан, очевидно, командующий этим парадом, вытянулся по стойке "смирно".

– Всё готово? – осведомился истукан золотой.

– Так точно!

– Сколько здесь, напомни.

– Восемьдесят шесть, согласно списка!

"Рамзес" неспешно двинулся вдоль ряда, разглядывая голых узников, на теле которых ещё не просохли капли воды, с видом ценителя искусства, рассматривающего экспонаты Эрмитажа. Некоторые вызывали у золотого истукана интерес, он обходил их вокруг, тщательно ощупывал мускулы и прочие места – точь-в-точь плантатор-рабовладелец, покупающий негров на рынке. И хотя Горчаков уже вроде бы притерпелся к порядкам Скривнуса, начал привыкать, у него в который раз возникло это ощущение – будто всё, с ним происходящее, дурной сон. Голые живые люди… ну пусть не совсем живые, но всё-таки люди… стоят, словно статуи, а ожившие статуи ходят и оценивают их. Мир, где всё вывернуто наизнанку…

– Какой плотненький! – один из мелких бесов, подвизающийся в свите господина золотого голема, без зазрения совести ощупал когтистой лапкой бёдра и ягодицы Горчакова.

– Свеееженький! – второй бес мял мошонку бывшего сержанта, повертев, заголил член. – Оторвём или откусим?

– Попозже, – первый бес ловко, как мартышка, взобрался на Алексея и сочно поцеловал в губы слюнявой вонючей пастью. Горчакова буквально скрутило. Если бы в желудке узника было хоть что-то, кроме нескольких глотков воды, его бы, несомненно, вырвало – настолько омерзительным было ощущение.