Дева и плут (ЛП)

— Честь? Странно слышать от вас о чести, матушка, с учетом того, о чем вы меня попросили.

Она мельком оглянулась на Ричарда.

— Пути Господни неисповедимы.

— Послушать вас, так на Его волю можно списать все человеческие прегрешения, однако за свои грехи мне всегда приходилось расплачиваться самому.

— Полагаю, с полным кошельком делать это сподручнее.

— Так и есть. — Согласившись с нею, он почувствовал себя нечистым. Впрочем, этот грех не сравнится с теми, которые он совершал ради вознаграждения наемника. Но все же, откуда у матери Юлианы деньги? И почему она так решительно настроена против девушки?

Внезапно ему стало душно. Захотелось скорее встать на дорогу, ощутить всем телом дыхание ветра. Разделаться с бессмысленной просьбой Уильяма. Коротко поклонившись, Гаррен, ни сказав больше ни слова, вышел на залитый солнцем двор и увидел, что Доминика указывает на него пальцем.

— Вон он.

Паломники, все как один, обратили на него полные надежды взоры.

— Нам нужен ведущий, — произнес курчавый юноша. Он держал за руку девушку, похожую на него словно сестра-близнец. — Им должен быть Спаситель.

Люди столпились вокруг него в ожидании ответа, безликие, как стадо овец. Гаррен досадливо поморщился.

— Согласен, — кивнул он. — Не сомневаюсь, что Спаситель Иисус всю дорогу будет освещать нам путь. — Вот. Кажется, у него получилось соорудить подходящий ответ.

— Нет, — сказал юноша. — Спаситель. То есть — ты.

Глава 4.

Спаситель. То есть — ты.

Какое глумление над Всевышним. Гаррен подавил усмешку.

Между тем десять лиц, освещенных лучами утреннего солнца, не сводили с него выжидательных взглядов. Маленькая монахиня. Молодые супруги, которые жались друг к другу. Толстуха не первой молодости. Двое братьев. Хмурый человек со шрамом. Юный оруженосец. Еще один мужчина, высокий и такой тощий, что малейший порыв ветра мог, наверное, сбить его с ног.

И Доминика. Рот приоткрыт, лицо озарено верой — в него.

Никто из них не был способен ни защититься от дорожных грабителей, ни добыть себе пищу в лесу. Никто из них не умел выживать.

Никто, кроме него, наученного войной.

— Ладно. Я поведу вас, — вздохнул Гаррен. — Но только потому, что хочу добраться до места без приключений. — И как можно скорее вернуться назад, чтобы застать Уильяма живым. — А не потому, что я какой-то Спаситель.

— Спаситель? Это кого же ты спас? — проворчал человек со шрамом. Ну, хоть кто-то перед ним не заискивает. Гаррен всмотрелся в изуродованное лицо в обрамлении седых, жестких как проволока, волос. Сколько ему лет? Сорок, шестьдесят? Сколько бы ни было, жизнь явно его потрепала. — Меня уже никому не спасти. Ни человеку, ни Господу. — И он, развернувшись, потопал прочь.

По лицам паломников — будто ветерок по траве — пробежало смущение.

— Что-что? — Толстуха вытянула шею. — Говорите громче. Я глуха на правое ухо, но левым слышу прекрасно, — сообщила она во весь голос и, повернув голову, продемонстрировала свое левое ухо. — Кто-нибудь уже ходил по этому пути? А то, когда я ходила на поклон мощам апостола Иакова в Компостеле, проводник нам попался неопытный, и мы неделю блуждали в Пиренеях, покуда не…

Пока она верещала, Гаррен ощутил тяжесть свинцовой ракушки на своей груди. Услышал ли апостол Иаков молитвы этой женщины?

Доминика похлопала толстуху по плечу, привлекая ее внимание.

— Сестра Мария ходила к усыпальнице Блаженной Ларины, и не один раз.

— Ника, прошу тебя… — Маленькая монахиня тронула ее за локоть.

Ника. Ее называют Никой. Он тронул языком нёбо, повторяя про себя ее имя.

Толстуха оглядела ее с головы до пят.

— И не один раз, говоришь? Тогда пусть она и ведет нас, а не этот ваш Спаситель.

Все, включая Гаррена, дружно рассмеялись, что несколько разрядило обстановку после выпада сердитого человека со шрамом.

Посмеиваясь, толстуха приблизилась к нему вплотную. На ее шее, позвякивая о золотой крестик и оловянную бляшку с изображением святого Фомы Кентерберийского, висела ракушка из Компостелы. Она ощупала его плечи с таким видом, что впору было почувствовать себя племенным жеребцом, к которому приценивается покупатель.

Доминика ахнула, забавно возмущенная непочтительным обращением с его персоной.

— Что ж, похоже, парень ты крепкий, — сказала женщина. — Вон какие широченные у тебя плечи да сильные руки. Сражался при Пуатье?

Во рту возник привкус французской грязи, и он сжал кулаки.

— Да.

— Великая битва и великая победа. И еще ты вернул графа Редингтона к жизни. — Она одобрительно кивнула. — Господь хранит тебя, а значит заодно приглядит и за нами.

«Господь», — подумал Гаррен, снимая с себя ее руки, — «не имеет к этому никакого отношения».

— Я солдат, а не святой. Ваши души — ваша собственная забота. — Спина заныла, словно вместе с тяжелым мечом он взвалил на себя ответственность за этих людей. — Берите еду и собирайтесь. Через час мы выходим.

Паломники, кроме Доминики и монахини, как воробьи разлетелись по сторонам. Все из-за нее, из-за этой девицы. Это она надоумила их возомнить его Спасителем. Надо сейчас же положить этому конец.

— Доминика… — заговорил он.