Дева озера

Мечась, как загнанный олень,

Где отыскал родную сень?

Лишь атаман разбойных сил

Нас в эту пору приютил.

Ты расцвела, и он, поверь,

О свадьбе думает теперь.

Лишь вести ждет из Рима он,

Что брак сей папой разрешен.

Хоть Дуглас, и в чужом краю

Отвагу сохранив свою,

Поныне грозен и силен,

А Родрик красотой пленен,

И ты бы ныне, да и впредь,

Могла б как хочешь им вертеть,

Над ним не смейся, осмелев:

Перед тобой - свирепый лев".

13

"Поэт! - ответила она,

Гордыни, как отец, полна.

Не позабыла я о том,

Чем для меня был этот дом,

Мы честь хозяйке воздаем.

Уже за то ее я чту,

Что приютила сироту,

Что сын ее бесстрашный нас

От короля шотландцев спас.

Мы всем обязаны ему,

И за него я смерть приму,

Всю кровь отдам по капле я,

Но не возьму его в мужья.

Я в монастырь пойду скорей

Влачить остаток жалких дней,

Я лучше за море уйду

Свою оплакивать беду,

Скитаться по миру начну,

В чужую убегу страну

Не назовет меня женой

Тот, кто любим не будет мной.

14

Старик, ты хмуришься опять?

Что можешь ты еще сказать?

Я знаю, он - храбрец, старик,

Но как морские волны дик.

Он честь блюдет, - покуда гнев

Не вспыхнет, сердцем овладев.

Хоть, жизни не щадя своей,

Он за своих стоит друзей,

Он бессердечен, точно сталь,

Врагов ему ничуть не жаль.

Не стану спорить я о том,

Что одаряет он добром,

Какое дал ему разбой,

Свою родню, придя домой.

Но остается стыть зола

На месте шумного села.

Хоть я обязана вдвойне

Руке, отца сберегшей мне,

Но не могу питать любви

К тому, кто весь в чужой крови.

Его достоинствам дано

Лишь показать, что в нем черно,

И озарить дурное в нем,

Как будто молнии огнем.

Еще в младенчестве, пока

Была по-детски я чутка,

Чуть появлялся черный шлем,

Терялась, помню, я совсем.

Заносчивый, холодный взор

Меня пугает до сих пор.

И если ты, старик, всерьез

Слова о свадьбе произнес,

Страшиться мне пришел черед,

Коль страх и Дугласов берет,

Бог с ним. Поговорить пора

О том, кто был у нас вчера".

15

"Что мне сказать? Будь проклят час,

Когда явился он у нас!

Не зря звенел отцовский меч,

Но чтобы нас предостеречь!

Ведь тот, кто прежде им владел,

Укрывшись тут от ратных дел,

Знал: если меч звенит, дрожа,

Враги стоят у рубежа.

Суди сама - добро ль суля,

Тут был лазутчик короля?

Ужель, последний наш оплот,

И этот островок падет?

Но если даже честен гость,

Умерит разве Родрик злость?

Ты, верно, помнишь до сих пор,

Какой он учинил раздор,

А оттого лишь был он зол,

Что Малькольм в пляс с тобой пошел.

Хоть Дуглас охладил их пыл,

Поныне Родрик не остыл.

Будь осторожна! Но постой,

Что слышу я? Не ветра вой,

Не шелест трепетных ветвей,

И не шипенье горных змей,

И не волненье сонных вод...

Все ближе, ближе голос тот!

Он повторяется! Внемли!

Уж не труба ль поет вдали?"

16

Вставали, словно бы со дна,

Четыре темные пятна,

И расширялись и росли,

Преображаясь в корабли:

Их чем-то, видимо, привлек

Забытый всеми островок.

Все ближе, ближе, ближе он;

И ярким солнцем сто знамен

С изображением сосны

На кораблях озарены.

Узрели дева и старик

Сверканье копий, стрел и пик,

И плед шотландский на ветру

Вздымался к шляпе и перу.

Они заметили потом

Гребцов, согбенных над веслом:

Гребцы склоняются вперед,

И по волнам корабль несет.

А на носу, построясь в ряд,

Певцы с волынками стоят;

Волынки свой заводят гуд,

И звуки хриплые плывут,

И, поднимая гордо взгляд,

Певцы поют на старый лад.

17

А корабли вперед плывут,

И все слышней далекий гуд,

Хотя нельзя еще сперва

Понять отдельные слова,

Но, вырываясь из-за гор,

Все явственней, все ближе хор.

Вслед за тревожною трубой,

Весь клан сзывающей на бой,

Внезапно возникал в ушах

Воинственный, тяжелый шаг.

Уже казалось, что на зов

Сбежались тысячи бойцов,

И начал сотрясаться лог

От топота солдатских ног.

А этот топот среди скал

Обычно людям предвещал,

Что скоро гул и гром войны

Им будут явственно слышны.

Сулил призывный глас трубы

И, нарастая, звон мечей

Все становился горячей;

Кипела битва, и опять

Враг принужден был отступать,

Клан побеждал, но враг был смел,

И жаркий бой опять кипел,

И вдруг стихало все, и вдруг

Преображался дальний звук,

Спеша излить печаль свою

И славя тех, кто пал в бою.

18

Смолкали трубы, и потом

Гремело эхо за холмом,

И тут, притихший до сих пор,

Внезапно пробуждался хор,

Решив, пока умолкла медь,

Вождя отважного воспеть.

Пел, веслам в такт, ему хвалу

Гребец, склонявшийся к веслу,

И голосов ломался строй,

Как ветер осенью сырой.

Сначала разобрал старик:

"Будь славен, Родрик, и велик!"

Стоустый приближался глас,

И песня воинов лилась.

19

КОРАБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Храброму воину вечная слава!

Вечнозеленая, славься, Сосна!

В знамени нашем расти величаво,

Будь горделива, светла и стройна.

Влага с небес падет,

Хватит подземных вод,

Чтобы ты людям на благо росла.

Горный собрался люд,

Все как один поют:

"Родрику слава, и честь, и хвала!"

Ты не тростинка из нежных растений,

Ты не цветок, что цветет лишь весной.

Листья срывает пусть ветер осенний:

Элпайн весь год под зеленой Сосной.

Нет ничего сильней

Цепких твоих корней,

Хоть под тобой раскололась скала.

Слышен со всех сторон

Эха веселый звон:

"Родрику слава, и честь, и хвала!"

20

Наши волынки гудели в ложбинах,

Слезы да стоны слыхали в ответ.

Рос-Ду и Глен-Ласс поныне в руинах,

Лучших оттуда в живых уже нет.

А у саксонских вдов,

Верно, не хватит слов,