"Дева со знаменем". История Франции XV–XXI вв. в портретах Жанны д’Арк

С другой стороны, в те же самые годы образ Девы задействовали и участники французского Сопротивления, которым национальная героиня казалась близка фигуре их лидера — Шарля де Голля. Впрочем, и сам генерал не забывал упомянуть об этой связи в своих многочисленных военных интервью и радиообращениях. В речи 10 мая 1941 г. он просил соотечественников почтить память героини Столетней войны минутой молчания 11 мая, в день ее национального праздника[1197]. В выступлении 18 сентября 1944 г., в ходе своего первого визита в Орлеан, он заявил, что только в этом городе, у «подножия статуи святой освободительницы», можно в полной мере почувствовать радость избавления Франции от фашистских захватчиков[1198].

Вторая мировая война положила, таким образом, начало совершенно особого по сравнению с предшествовавшими веками этапа в истории восприятия Жанны д'Арк во Франции. Мало того, что ее образ начал инструментализироваться с невероятной скоростью, его также стали одновременно использовать в собственных пропагандистских целях представители самых разных политических партий и течений. Подтверждением тому может служить история того же Шарля де Голля. Забыв об Орлеанской Деве после 1945 г. почти на 15 лет, он внезапно — а именно в 1959 г., после событий в Алжире и сразу же после своего избрания на пост президента Пятой республики, — вновь обратился к теме национального единства французов, символом которого много веков назад стала Жанна д'Арк. В этот год генерал счел возможным принять очередное приглашение мэрии Орлеана и посетить праздник 8 мая, о чем много писала местная пресса, напрямую уподобляя героя Сопротивления Деве[1199]. Впрочем, и самому де Голлю явно импонировала подобная аналогия. Не случайно в своем выступлении на торжествах он сравнивал собственную речь 18 июня 1940 г., содержавшую призыв к организации французского Сопротивления, с пророчествами Жанны д'Арк:

Эта юная девушка, явившаяся, дабы сражаться, в тот момент, когда все казалось потерянным, эта юная девушка, презиравшая любые уловки, [слова которой] попадали прямо в сердце, прямо в души ее соотечественников, сумела вернуть им надежду в тот момент, когда они ее почти утратили[1200].

Данная аналогия, вполне естественно, находила отражение и в политических карикатурах. Так, на рисунке 1963 г. уже упоминавшегося выше Фрица Берендта Шарль де Голль оказался представлен в качестве главного арбитра всех мировых проблем: перед ним в ряд выстроились с почтением внимающие его словам премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан, президент США Дуайт Эйзенхауэр, федеральный канцлер Конрад Аденауэр, а также первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета министров СССР Н. С. Хрущев. На стене, за спиной французского президента, красовались портреты Жанны д'Арк, Наполеона и Людовика XIV, вновь подчеркивавшие его непомерные политические амбиции. При этом все собравшиеся в кабинете де Голля мировые лидеры выглядели на его фоне настоящими карликами, тогда как исторические персонажи оказались изображены со столь же выдающимися носами, как у него самого[1201].

Не менее утилитарно использовала образ Орлеанской Девы в военный и послевоенный период Французская коммунистическая партия. Начиная с 1942 г. авторы основного печатного органа ФКП L'Humanite не забывали всякий раз упомянуть ее имя, рассуждая о росте национального патриотизма и о сплоченности соотечественников перед лицом фашистских захватчиков. Не удивительно, что 10 мая 1949 г., в связи с очередным праздником Жанны д'Арк, газета Figaro опубликовала карикатуру на Мориса Тореза, лидера ФКП, на которой он был изображен сидящим позади Девы на крупе ее боевого коня, и пародировал таким образом памятник, установленный на центральной площади Орлеана — Мартруа[1202].

Однако наибольшей инструментализации образ Жанны д'Арк достиг, как представляется, уже в начале XXI столетия, что повлекло за собой настоящий «бум» на его использование в современной политической карикатуре. Ситуация тем не менее складывалась самым парадоксальным образом — как это уже не раз бывало во всей эпопее Орлеанской Девы. Согласно опросу 2003 г., героиня Столетней войны оказывалась на одном из последних мест по популярности у французов среди всех без исключения персонажей прошлого[1203]. И тем не менее, отсылки к ее истории в те же самые годы начали постоянно мелькать на страницах газет и журналов — применительно к государственным деятелям самых разных мастей — и, как следствие, использоваться в работах карикатуристов, также часто придерживающихся полярных политических взглядов.