Дева в саду

– Мой коллега привел сейчас прекрасное сравнение с белой розой. Мне трудно поверить, что это дивное существо – моя дочь. Мне казалось, она едва вышла из возраста липких ручонок, перекрученных подвязок и грязных саржевых панталончиков. – Тут Билл сделал паузу, ожидая смеха. – Да-да, для меня она еще девчушка, трусящая в школу с потрепанным ранцем, под которым завернулся наверх форменный пиджачок. Помню отзывы ее педагогов: «ценный член школьной общины»… Это значит: «староста с замашками надсмотрщицы». Ну, теперь это ей понадобится. «Выказывает несомненную одаренность, когда удается ее увлечь». Читай: «упряма как осел, часто ленива, но с головой на плечах». Что ж, с этой головой она поступила в Кембридж… В свой срок, однако, ушли в прошлое саржевые панталончики, розовые платьица и одноклассницы, которых ценная Стефани держала под железной пятой. Потянулись к нашему порогу вереницы безнадежно влюбленных, торжественно-тождественных молодых людей, желавших «заглянуть» к нам проездом из Бристоля в Кембридж или на пути столь же окольном. Впрочем, пару раз Стефани все же нашла время посетить библиотеку. Что до поклонников, то они сменялись, а я, признаться, так и не научился их различать. Но это и не важно, ведь теперь есть Дэниел, которого, по крайней мере, всегда опознаешь по верным признакам. Я верю, что Дэниел будет счастлив. Его вряд ли нужно предупреждать, что женщина рождается из девочки. И что бы ни говорила его Церковь о послушании, я лично обнаружил, что дочь моя весьма упорна в своих идеях. Впрочем, есть основания полагать, что Дэниел и вовсе несгибаем. Итак, будьте уверены, я искреннейшим образом желаю им счастья!

По окончании речи большинство гостей сочло, что Билл искрометным юмором искупил свою былую непримиримость.

Дэниел достал свою шпаргалку и галопом поблагодарил всех: Уинифред, чету Элленби, семейство Тоун, Александра, Фредерику и, наконец, – с каменным выражением – Билла за его «несколько добрых слов». При этом сумел ни разу не упомянуть ни себя, ни жену. Закончив, отступил назад.

Александра кто-то больно ткнул под лопатку. Обернувшись, он увидел вездесущую Фредерику.

– Я уж думала, он как про Дездемону скажет, что раз она обманула отца, то обманет и мужа. Даром, что Дэниел не Отелло. Ну и спектакль! И главное – все вранье. Никогда она не была неряхой, только не Стефани, и панталончики у нее были в порядке. А поклонники, если таковые и были, к нам не заглядывали по вполне очевидным причинам. Нет, решено. Если соберусь выйти замуж, то папулю и близко не подпущу. Светская церемония втайне от всех и подальше от Йоркшира. Мне понравилось, как вы говорили. Даже Спенсер пришелся к месту, хотя я предпочитаю Донна[279]:

Скорей, скорей! Пусть пастырь скажет
Вам назиданье – и навеки свяжет
Узлом духовным руки и сердца…

Смотрите, как он чудно наслаивает схожую грамматику! Я люблю, когда слои раздельны.

Александр подумал, что ужасное дитя неустанным напором умудрилось навязать ему некое подобие давней доверительной близости, отвергнуть которую он не мог от избытка воспитания. Более того, отвергнуть значило бы признать ее и тем самым лишь усугубить. К тому же сказанное Фредерикой было не лишено интереса.

– Это в самом деле неправда? – спросил он с оглядкой, проверяя, не подслушивают ли их.

– От первого до последнего слова! Просто набор клише – именно тех, которые ей неприятней всего. Все, кто ее знает, это поняли.

– Я должен был помешать ему прийти.

– Но согласитесь, в этом есть некий жуткий драматизм.

Пирог с колоннами был разобран на слои и разрезан. Рядом с его крошащимися руинами вяли на солнце букеты невесты и подружки невесты. Сквозь чуть примятые уже, обмякшие цветы кое-где проглядывала проволока. Гости намекали, что молодым пора удалиться, и потихоньку теснили их к выходу. И они ушли, сперва под гору крутым переулком, потом через Дальнее поле до Учительской улочки, где в доме Поттеров им предстояло переодеться. Поскольку денег на медовый месяц не было и они никуда не ехали, гости махали им от входа в сад. С ними шли только Поттеры и мать Дэниела. Александр тоже пошел было, но у железнодорожного моста остановился и решил повернуть назад. Он никому не был ни отцом, ни женихом, ни родственником. Он был тут не нужен и порядком устал к тому же.

И вот он стоял и смотрел, как под ярким солнцем они идут гуськом: кто машисто, кто трусцой – по Дальнему полю, мимо Уродского прудика, под стойками ворот на той стороне. Черный Дэниел, белая Стефани, тонкая, золотистая Фредерика спешит вприскочку, усталая Уинифред, опустила голову в темной шляпке-шлеме, Билл извилисто петляет по полю, мешая другим, миссис Ортон ковыляет, дергая плечами и поматывая головой. Последним шагает Маркус, высокий, худой как палка, в своем темном костюме, с соломенно-гладкими волосами, зачесанными назад.