Девчонка БЕСпредела

– Не дождей, а дожей. Это шедевр готической архитектуры и вообще, загадочное здание, хранящее тайны и легенды Средневековья. «Дож» – от латинского «дуце», что означает «вождь»! Дворец дожей был резиденцией венецианского правительства на протяжении многих столетий, – пояснил Чабурадзе, увлекая Дашку внутрь дворца.

В Зале де Маджор Консильо, самом большом помещении в мире, Дарья с изумлением уставилась на стены. Вдоль них, под потолком, непрерывной лентой тянулись портреты всех дожей Венеции. Лишь на месте одного портрета «красовалась» черная занавеска.

– А портретик-то подрезали, – хихикнула Дашка.

– Тут должен был быть портрет дожа Марино Фальера. В 1355 году он совершил переворот и единолично захватил власть. Окружение его предало, и дожа казнили. Теперь вместо его портрета зияет эта занавеска, как напоминание о том, что не стоит идти наперекор общественному строю, – блеснул познаниями Чабурадзе. На фоне продвинутого призрака Дарье сделалось не по себе, и она поспешила дворец покинуть.

Следующим пунктом стала Кампанилла Сан-Марко, где Григорий с Дашкой зашли в лифт и поднялись на смотровую площадку.

– Высоко… – протянула Дарья, завороженно созерцая Венецию и острова лагуны с высоты птичьего полета.

– Девяносто два метра, – улыбнулся Григорий. Человека, когда-то стоявшего на небе, ни одна земная высота восхитить не могла…

Спустившись на площадь, они присели в одном из многочисленных импровизированных уличных кафе. Столики под зонтиками стояли близко-близко друг к другу. Обычно народ перемещался из кафе в кафе по кругу. Дашка взяла кусок хлеба и пошла кормить голубей.

– Следуешь традиции? – подметил Григорий.

– Угу, – Дашка выглядела счастливой.

После кафе прогулялись к вечному символу Венеции мосту Риальто. Там с шопоголическим блеском в глазах Дашка ринулась штурмовать сувенирные лавки.

– Надо купить подарки: Анжелике, Эке, маме, папе, тетушке, бабушке, дедушке, сестре, брату, еще двум сестрам, подруге институтской, Эллочке, Рыжей, репетиторше, Олигарху…

– Ты же вроде не первый раз за границей? – перебил увлекшуюся барышню ошарашенный Григорий.

– Не первый, – согласилась она и, хитро улыбнувшись, добавила: – Зато со своими деньгами впервые.

Часа в четыре арендовали настоящую венецианскую гондолу. На трагетто и вапоретто, несмотря на разительную экономию и «жабу», душившую Дашку при мысли о 70 евро в час, Григорий ехать категорически отказался. Гондольер в полосатой тельняшке на ломаном английском попытался поведать историю «лодок»:

– Чтобы создать настоящую венецианскую гондолу, нужно выточить 280 деталей из 8 сортов древесины. Правая сторона гондолы ниже левой…

– Короче, слушай вкратце, – перебил рассказчика Чабурадзе, – раньше гондолы были помпезными и яркими, но после 1562 года, когда по Венеции «прошлась» чума и на них перевозили трупы, гондолы стали красить в черный цвет. Остальное не интересно.

Дашка «вежливо» попросила гондольера заткнуться. Город медленно тянулся вдоль воды.

– Куда мы плывем? – скорее для проформы уточнила она минут сорок спустя. Безмятежное, неизведанное ранее счастье переполняло ее.

– Просто катаемся! Вернемся в отель и прогуляемся до ресторана, тут совсем близко! Ресторан называется Do Forni. Туристы это место не знают. Там дорого, вкусно и нет случайных людей. Теперь понимаешь, почему я попросил тебя сказать секретарше забронировать столик, еще когда мы были в Риме?

Дарья кивнула и вылезла из гондолы. От Danieli они шли к ресторану пешком.

Призрачный вечер

Первым, что бросилось Дашке в глаза, как только они вошли в ресторан, оказался огромный холодильный шкаф, напоминавший витрину. «Шкаф» был доверху заполнен лангустинами, лангустами, омарами и лобстерами. Увиденное заставило Дашу замедлить шаг:

– Ой, мамочки, свежие морепродукты! Обожаю! – совсем по-детски заверещала она и в долю секунды растеряла все напускные понты.

Присев за столик, Дарья потребовала второй бокал для Чабурадзе.

– Грустно, да, Даш? Все с любимыми или компаниями, за женщин мужчины платят, а ты сидишь тут со мной, и как-будто одна.

Бывший владелец заводов, газет, пароходов чувствовал себя неловко.

– Забей. Мне очень-очень хорошо! – успокоила Дашка, уплетая лангуста.

Из ресторана прогулялись обратно на Пьяцца Сан-Марко, где обосновались в культовом кафе «Флориан». По периметру галерей загорелись электрические лампочки, а в кафе заиграла скрипка. Так, за чашечкой ристретто, сидя на стареньких скамейках, покрытых алым бархатом, под звуки живой музыки Даша с Григорием встретили закат. Солнце медленно скрывалось за куполами собора Сан-Марко и уносило с собой еще один день, неминуемо приближая развязку.

– Когда-то здесь вот так же сидели Хемингуэй, Байрон, Руссо… – мечтательно протянула любившая литературу Дашка.

– Когда-то здесь сидели мы с тобой, и это важнее, Даш, поверь мне. Наслаждайся моментом, потому что завтра может никогда не настать…

Дашка с опаской покосилась на площадь:

– Гриш, а ведьм, приговоренных судом Святой инквизиции, здесь сжигали?