— Всё в порядке? — уточнил Шокер.
— Конечно, как всегда… Ты извини меня, Андрюша. Я совсем не понимаю сегодня, что делаю и говорю. Ты не только имел право, ты должен был прийти сегодня. Конечно же. Прости меня.
Он кивнул, отошёл от окна и вернулся ко мне. Озабоченно оглядел меня, качая головой, и сказал:
— Тебе надо поспать, Кира. Обязательно.
— Я попробую.
— И мне тоже не помешает. Здесь есть, куда голову преклонить?
— Ну вот там, где я тебя перевязывала, — я махнула рукой. — Там же кровать вроде есть.
— Пойду я тогда, — вздохнул Шокер. — Если что, зови.
Он ушёл быстро, не глядя на меня.
Я долго-долго лежала в ванне, три раза сливала остывшую воду и наполняла ванну снова. За шумом воды я слышала, как несколько раз открывалась и закрывалась дверь в спальню. Когда же мне надоело мокнуть, я вылезла из ванны, разлив вокруг себя море, кое-как вытерлась, натянула трусы и майку и вернулась в спальню.
На поверхности две луны. Иногда они выходят по очереди, иногда сливаются в одну. Но сейчас они висели над домом, как два чудовищных глаза, и в их свете вишнёвые цветы на потолке были настолько прекрасны, что слёзы подступили.
Я не смогла заставить себя улечься. Обойдя кровать, я села на пол, привалившись спиной к кромке матраса. Луны были настолько яркие, что смотреть больно.
Дверь снова открылась.
— Ну наконец-то, — сказал Шокер. — Ты пробыла в ванной два часа.
— Ну и что?
— Да ничего, — он вошёл и остановился по ту сторону кровати. — Почему не ложишься?
— Не могу.
— Что значит «не могу»?
— Не могу я тут спать. Вообще. Чувствую себя как в склепе.
— Ну, какой же это склеп? — рассудительно возразил Шокер. — Симпатичный дом. Спальня какая замечательная…
— Это не спальня, Шокер, — вздохнула я. — Это мемориал. Мемориал мечты Йана. Он хотел, чтобы я снова была с ним. Здесь. В этой комнате. На этой постели. Под этими вишнями…
— Да, думаю, он этого хотел. Но он включил этот дом в завещание, значит, он хотел, чтобы ты жила здесь в любом случае, с ним или без него. Я уверен, он сделал это от сердца. Не отвергай его подарок.
— Я не отвергаю. Но я не могу жить в мемориале!
Шокер промолчал, обошёл кровать, сел рядом со мной.
— Мне всё время кажется, что он сейчас войдёт… Нет, Шокер, даже не так. Я всё время жду, что он войдёт. Я хочу, чтобы он вошёл. Я хочу, чтобы он был жив… Я не понимаю, почему это случилось именно с ним. За что?..
Он попытался меня обнять, я оттолкнула его.
— Зачем ты пришёл, Шокер?
— Куда?
— В этот дом. Почему ты пришёл в церковь, я понимаю. Но зачем сюда?
— Тебе нельзя сегодня оставаться одной.
— А, так ты тут из-за меня?
Шокер кивнул.
— Зря беспокоишься. Я не одна. Тут внизу Ятис. Первоклассный вышколенный слуга, Йан постарался.
— Возможно, он хороший слуга. Но, как хороший слуга, он не станет вламываться к тебе в спальню и не заметит, что ты сидишь мокрая на полу вместо того, чтобы спать в постели. А я не слуга, я себе и не такое могу позволить… Тебе нельзя так сидеть, простудишься.
— Отвяжись!
Я понимала, что выгляжу не лучшим образом. Мало того, что в нижнем белье, так ещё и вода с мокрых волос, облепивших плечи, впиталась в майку. Я чувствовала себя неловко перед Шокером. Ему же, похоже, было наплевать, мой расхристанный вид его не трогал.
— Что мне сделать для тебя, кроха? Скажи, я сделаю.
И эти слова меня доконали. Я сразу почувствовала себя маленькой, одинокой и очень несчастной.
— Шокер, что хочешь делай. Только помоги мне. Я так больше не могу. Мне надо как-то до утра дожить, потом я справлюсь. А сейчас помоги.
— Ну тогда пойдём, что ли, из этого мемориала. Пусть тут всё остаётся, как есть. Иди ко мне, держись за меня…
Он встал, наклонился, я обхватила его за шею, и он легко поднял меня с пола. Принёс меня в комнату прислуги, положил на кровать, накрыл одеялом и сел рядом.
— Хочешь, я тебе спою? — сказал он вдруг.
Я с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться.
— Нет, не надо. Я про Пятачка уже наслушалась. Лучше станцуй!
Шокер покачал головой, сосредоточенно покусал губы и запел, негромко, низко, иногда срываясь на хрипловатый шёпот.
Это была изумительной красоты мелодия, печальная, строгая и горестная, очень похожая то ли на блюз, то ли на госпел. Видимо, Шокер вёл мелодию очень точно, потому что ни разу мой тонкий слух не был оскорблён. Я слушала, и у меня временами стыло дыхание и мурашки бежали по спине. Шокер пел на гатри. История была о девушке с холодным ледяным сердцем. Многие пытались растопить его, но лишь один юноша, чьё сердце, напротив, пылало страстной любовью, сумел это сделать. Холодное ледяное сердце растаяло, а потом и испарилось, а юноша тоже сгорел, потому что некому и нечем было пригасить его пламя.
— Ты специально выбрал такую печаль, да? Чтобы легче плакалось?
Он кивнул и коснулся пальцами моего влажного виска.
— А ещё? Ещё знаешь?
— Знаю.
— А откуда?
— Жена мне очень часто пела.
— Спой ещё, пожалуйста. Если не устал.