Девчонки и мода

– Погоди, это еще не все. Когда стало окончательно ясно, что ничего хорошего у нас не получится, он сказал, что на этом можно закончить, но поскольку на пленке оставалось еще несколько свободных кадров, он предложил маме сделать пару семейных портретов или поснимать младшую дочь, раз уж она так хорошо себя вела.

– Ого, могу себе представить, что там началось, – ухмыляюсь я.

– Вот именно. Наташа встала перед камерой, и было такое впечатление, что в ней не просто лампочка зажглась, а вспыхнул целый костер и искры аж из ушей сыпались. Она улыбалась, надувала губки, выгибалась и кривлялась так, что фотограф чуть не умер от счастья. Обо мне он позабыл напрочь. Вставил новую пленку, принялся щелкать Наташу со скоростью пулемета и даже ни разу не попросил показать ему «класс». Она и без того зажигала по полной – меня из студии чуть взрывной волной не вынесло.

– Ну не расстраивайся ты так, Надин. Наверняка твои снимки будут классными. Намного лучше, чем у нее.

– Не обольщайся, Элли. Мама, разумеется, была на седьмом небе от счастья и тут же раскошелилась на Наташино портфолио, хотя за мое не заплатила ни пенни. А фотограф сказал, что знаком с владелицей детского модельного агентства и обязательно перешлет ей пару Наташиных снимков, от которых все просто обалдеют.

– Фу, бе-е-е.

– Дважды бе-е-е, трижды бе-е-е и даже четырежды бе-е-е, – соглашается Надин.

– Ну зачем вы так о бедной малютке Наташе, – обижается Магда.

Мы с Надин возмущенно пихаем ее локтями. Магда всегда страдала нездоровой любовью к Наташе и Цыпе. Ей невдомек, каково это – иметь младших братьев и сестер. Она пребывает в полной уверенности, что они само очарование.

– А знаете, что он еще сказал? Он сказал, что Наташа потрясла его не столько своей естественной красотой (Ха! Естественной! Это Наташа-то, которой мама каждый вечер заплетает на ночь десяток косичек, чтобы наутро та могла щеголять якобы от природы вьющимися волосами), сколько ангельским характером, и что любое модельное агентство с руками оторвет такую пай-девочку для своего каталога.

– А тебя, Надин, он ни в какое агентство не собирался пристроить?

– Как же, держи карман шире. Моя карьера оборвалась, не успев начаться.

– М-да, веселенькое у нас выдалось Рождество, – констатирую я. – Магду избаловали вниманием мальчики, и она решила сделаться как они…

– Глупости! – отпирается Магда. – В таком случае, тебя, Элли, наоборот, обошли вниманием и поэтому ты решила уморить себя голодом, чтобы стать хоть чуточку заметнее.

– Ой, только умоляю не вдаваться в психологию. Анна и так достала меня своими нелепыми догадками, почему я это делаю. До нее никак не дойдет, что я хочу просто немного похудеть. Только и всего. С чего все так переполошились?

К моему великому ужасу, отец по примеру Анны не на шутку увлекается психологией. Он покупает книгу о расстройстве питания у подростков и с мрачным видом изучает ее, перелистывая страницу за страницей. Время от времени он кряхтит и тяжко вздыхает.

Я изо всех сил стараюсь не обращать на него внимания, но настает момент, когда отец отрывается от книги и с крайне озабоченным видом возникает на пороге моей комнаты:

– Элли, думаю, нам надо поговорить.

– Умоляю, пап, не начинай, а? Ты разве не заметил – я плотно поужинала, съела тарелку омлета с гренками, так что отстань от меня.

– Ты и трех ложек до рта не донесла. А к гренкам так вообще не притронулась.

– Они были подмокшие, а я терпеть не могу подмокшие гренки, сам знаешь.

– У тебя на все найдется готовый ответ. В книге об этом предупреждают.

– Ну, папа! С какой стати ты веришь этим дурацким книгам?

– Я волнуюсь за тебя, Элли. По всем признакам, ты склонна к анорексии. Ты умная, целеустремленная, во всем добиваешься совершенства, умело врешь, и у тебя было трудное детство… я хотел сказать, ты рано потеряла маму. – Тут отец осекается. Он никогда не говорит со мной о моей матери. И сейчас не собирается.

Но ему не дает покоя совсем иное.

– Как тебе кажется, Элли, мы с тобой в хороших отношениях? – мрачно спрашивает он.

– Нет! – рявкаю я. – Мы только и знаем, что ссоримся.

Отец как-то разом сникает. А мне становится стыдно за свои слова.

– Ох, пап, только не смотри на меня так. Я не то имела в виду. Все девчонки в моем возрасте ссорятся с отцами. Но в общем и целом у нас с тобой все не так плохо.

– Как, по-твоему, можно назвать меня деспотичным отцом? Вроде бы я не такой, хотя кто его знает. Мне всегда казалось, что я покладистый папаша, разве нет? Ведь я не командую тобой направо и налево, правда? Да оставь ты в покое свой карандаш и изволь посмотреть на меня! Деспотичный я или нет?

– А сам-то как думаешь?

– Так, ладно, погоди секундочку, – говорит отец. Он явно хочет сказать что-то еще. Как следует откашливается и продолжает: – Послушай, Элли…

– Ну?

– Элли… Тут в книге пишут, что анорексия может быть реакцией на жестокое обращение.

– Чего-чего?

– Бывают отцы, которые жестоко обращаются со своими дочерьми.

– Пап, ну ты вообще! Ты со мной жестоко не обращаешься. Не сходи с ума.