Девчонки на луне (ЛП)

Всем остальным хочется увидеть шоу, увидеть того парня, который им нравился, когда он ещё играл в группе Shelter двадцать лет тому назад. Может, они даже следили за его карьерой все эти годы и покупали каждый его альбом: на виниле, на кассете, потом на диске, а потом снова на виниле? Но для меня это было просто полем для исследования, помогающим лучше понять отца. Сейчас я просто наблюдала за ним, и за теми людьми, которые смотрели на него. А ещё я просто слушала его песни, только теперь в концертном зале.

Музыка Луны как будто бежала куда-то, спешила, одновременно пытаясь заполнить всё пространство вокруг себя. Песни отца воспринимались по-другому. В них не было суеты, и они просто двигались в пространстве зала, заполняя его, как и музыка Луны, но так медленно, что можно было и не заметить.

Я смотрела на толпу, когда отрывала взгляд от отца. Свет от сцены отражался в лицах людей золотыми и серебряными тенями. Они качали головами в ритме песен или подпевали, иногда громко, широко открывая рты и улыбаясь, пока пели, а иногда тихо, лишь лепеча слова.

До меня дошло, что в его любимом городе он считался непогрешимым. В том, что он делал, не было никакого риска, ведь у него уже была поддержка. Он знал, что здесь только те, кто его любит. От этого его творчество казалось совсем не таким смелым, какое было у Луны, раз многие в той толпе зрителей видели её впервые. Наверное, она хочет добиться того же, и ей хватает уверенности знать, что она в конце концов получит желаемое. В них было что-то – в отце и сестре – что было и у мамы.

Он долго играл, почти полтора часа. Я стояла там, держа руку Арчера и переступая с ноги на ногу, но не подпевала. Затем Кирен, наконец, спел ещё одну песню, после которой нежным голосом сказал прямо в микрофон: «приятных снов», а затем быстро покинул сцену, из-за чего я не сомневалась, что это было не всё. Вокруг меня нарастали аплодисменты, подобно шуму океана, когда ты только вышел из машины и ступил на песчаный пляж: звук шёл из ниоткуда, но при этом сразу со всех сторон. Люди кричали имя отца, выкрикивали названия песен, хлопали, словно пытаясь вызвать его из глубины леса. Мы с Арчером тоже стали хлопать, сначала тихо, потом также громко, как и все остальные в толпе. Спустя три минуты аплодисментов Кирен вернулся, и хлопки стихли до минимума, хоть и разбавлялись отдельными выкриками.

Он начал петь песню, которую я так ждала, сама того не осознавая. Песню под названием «Потерянные девчонки», о которой я много думала, стоило мне только её услышать. Возможно, за все эти годы он потерял уйму девчонок, но я всё равно надеялась, что эта песня была о маме, сестре и обо мне. «Потерянные девчонки, – пел он, – на краю моих снов. Хочу, чтобы вы знали, какая на самом деле моя любовь».

Я много думала о смысле этих слов. Он говорит о том, что хотел бы, чтобы девчонки знали, но не может, потому что они пропали? Или он хочет, чтобы его любовь была другой, но знает, что она такая, какая есть на самом деле? Что то, как он любил, было недостаточно. Интересно, пел ли он эти слова по-другому, зная, что я могу быть среди публики. Сложно сказать, но я поняла, что сжимаю руки в кулаки, поэтому попыталась ослабить пальцы, расправляя их в стороны. В тот же момент я почувствовала, как Арчер снова взял мою правую руку в свою, и улыбнулась, не глядя на него.

По завершении песни, отец не стал торопиться покинуть сцену. Включился свет, и Кирен наклонился, чтобы сложить свою гитару и педали, хоть я уверена, он мог бы попросить кого-нибудь другого сделать это за него. Кто-то из толпы двинулся к краю сцены, чтобы поговорить с ним. Отец выглядел довольным от общения с ними, умудряясь сохранять с ними зрительный контакт большую часть времени, несмотря на упаковывание своих вещей.

– Чего ты хочешь сейчас? – спросил Арчер. В зале всё ещё было громко, поэтому он говорил мне прямо в ухо. Я чувствовала кожей его тёплое нежное дыхание. Он не отпускал моей руки.

Я повернулась к нему.

– Не знаю.

– Наверное, стоит сказать ему, что мы здесь?

Я не стала слишком сильно приближаться к сцене, но теперь в зале было больше пустого пространства. Я видела, как отец рассматривал расползавшуюся толпу, немного щурясь от верхних софитов. Я подняла руку, хотя совсем не высоко, и помахала ему, но отец всё же увидел её. И на его лице сразу появилась улыбка – настоящая, касавшаяся его глаз, и он поднял руку в ответ.

Но потом я направилась к выходу, так как не знала, что ещё могла сделать. Арчер последовал за мной, или, может, я повела его за собой, таща за руку.