– Луна, со мной это вообще никак не связано.
Она быстро развернула голову в его сторону.
– Я сказала «нет», так ты за мою сестру взялся?
– Это я хотела пойти! Я! – воскликнула я.
Качая головой, сестра теперь ходила вдоль окна, напоминая мне дикую кошку. Было видно полоску ярко-синего, будто плитка, неба над крышей здания напротив. Небо было такое, как обычно рисуют дети. Я решила, что пора рассказать правду, или хотя бы какую-то её часть.
– Мы были на его концерте вчера вечером. Отец нас пригласил, – я хотела, чтобы она посмотрела на меня. – Он вписал нас в список гостей.
Сестра открыла, но потом закрыла рот и заморгала.
– Так, ладно, – сказал Джеймс, и его спокойный голос звучал как вода в реке: она оббегает камни, плавно обтекая их острые края. – Давайте-ка все наберём побольше воздуха в грудь.
Я так и сделала, но, по-видимому, была единственной в комнате, кто дышал.
– А Арчер прав, – сказал Джеймс. – Мы усердно трудимся, а у тебя есть такая возможность, которая могла бы всё заметно упростить. Иногда даже обидно, – он крепко сжал губы, выжидая, что Луна скажет на это.
– Так вы хотите, чтобы я позвонила отцу, который просто кинул нас, которому ровным счётом плевать на нас...
– Ему не плевать, – сказала я. Ведь так оно и было? Ему не может быть всё равно на нас, не ровным счётом. Он ведь был рад видеть меня. Я это точно знаю.
– Подумай об этом по-другому, – сказал Джеймс. – Мы собираемся записываться в какой-то захудалой крошечной студии, когда твой отец – сам Кирен Феррис.
– Так вот зачем я вам на самом деле нужна? – сказала Луна, но я никак не могла поверить в то, что она и правда так думала. Ведь очевидно же, что Джеймс любил бы её вне зависимости от того, кем был её отец.
– Конечно же, нет, – ответил Джеймс, – по-моему, и так предельно ясно, что я не поэтому с тобой. Я и не встречался с ним ни разу. Я хочу, чтобы ты была со мной из-за того, какая ты. Но меня ужасно бесит то, что ты даже не рассматриваешь такую возможность.
Луна встала и повернулась к нему.
– Ну и бесись себе, сколько влезет.
Тогда Джеймс посмотрел на неё, долго, словно пытаясь вспомнить, какая она на самом деле. Затем он тоже встал.
– Хорошо, но тебе стоит задуматься над тем, чтобы рассказать правду.
Сказав это, Джеймс повернулся и покинул комнату.
Лицо сестры оставалось каменным, но было видно, как её губы начали поджиматься. В комнате настала такая тишина, что можно было услышать, как Джеймс прошёл по коридору и спустился по лестнице. Мы услышали, как захлопнулась дверь.
Джош прокашлялся.
– В желудке совсем пусто. Ещё кто-нибудь хочет перекусить?
Он немного подождал, но, не получив ни от кого отлика, развернулся к выходу и вышел.
– Никто не требует, чтобы ты сегодня приняла решение, – сказал Арчер. И в его словах был смысл, но я не могла спокойно смотреть на то, какой поверженной и грустной стала моя сестра. И в ту же минуту я не могла вынести того факта, что какой-то парень думал, что знал, что будет правильно для меня, и для неё. Даже если он действительно был прав.
– Оставь её в покое, – сказала я Арчеру, – если ей не нужна его помощь, так тому и быть.
Арчер вложил свою гитару в чехол и защёлкнул на одну, вторую и третью застёжки.
– Как скажешь. Что я вообще знаю?
Потом он встал, оставив бас на полу, перешагнул через него и вышел через дверь в коридор, потом на улицу, и, Бог знает, куда дальше.
За всё это время он ни разу не взглянул на меня.
Глава 40
Всю дорогу домой Луна молчала. Она несла свой кофр, не раскачивая, большую часть времени просто пытаясь удерживать его параллельно земле. Он постоянно задевал мою ногу, пока я, наконец, не сместилась к краю дороги. Я трогала попадавшиеся по пути фонари, на удачу или чтобы снять напряжение, даже не знаю. Стараясь не смотреть на сестру, я разглядывала ясное синее небо и золотистый свет, собиравшийся вокруг крыш высоток. Я не проверяла телефон, но было похоже на время ужина, так как метро было переполнено народом, ехавшим домой с работы в костюмах, но кроссовках или шлёпках. Когда люди проходили мимо меня, я встречалась с ними глазами, потому что знала, что сестра этого делать не будет. Я представляла, как она скользит рядом со мной, будто какой—то корабль на воздушной подушке, питаемый только ее собственным гневом.
Через дорогу от книжного магазина на углу Корт и Шермерхорн стрит, прислонившись к газетному ящику, стоял долговязый, слегка заросший бородой парень.
– Эй, девушка, – обратился он к Луне, – а ну, улыбнись!
Луна встала и обернулась к нему. Её поза была нейтральной, но она стояла напротив витрины, позволившей мне увидеть её отражение. Развернув плечи в его направлении, казалось, будто вокруг неё кружил воздух в маленьком торнадо. Я затаила дыхание в ожидании знаменитого представления под названием «Луна Феррис разбушевалась».
Но затем она отвернулась от него, раскрутив поток воздуха в штиль, и продолжила движение. Только через пару шагов я смогла догнать её.
Она посмотрела на меня краем глаза, впервые обернувшись ко мне за всё это время.
– Терпеть не могу, когда парни говорят мне, что я должна улыбнуться.