​Девчонки

— Примите, товарищи пионеры, горячую благодарность колхоза. И вы, Светлана Ивановна, и вы, Виктор Николаевич, тоже, — и вдруг признался весело: — А я ведь, грешным делом, не верил в эту затею!

И снова все долго хлопали.

— А в школу, девочки, вы пойдете в новых шерстяных формах. Это вам подарок от правления колхоза. Получите формы перед началом учебного года…

Мария Трофимовна вытерла глаза маленьким Ваняткиным платочком.

Зоотехник Смолин подал председателю красную папку. Развязав тесемки, Сергей Семенович торжественно объявил:

— Каждой из вас колхоз присваивает профессию утятницы!

Хлопали так долго и громко, что не сразу можно было начать выдачу свидетельств. Девочки стояли ошеломленные, счастливые. Они знали, что их как-то отметят, но о таком и мечтать не смели…

Катя волновалась больше всех: на целых две недели уходила она с утятника. Ей-то присвоят ли?

— Пионерка Нюра Потапова, — торжественно выкрикнул Сергей Семенович, и Нюра вышла из шеренги.

— Поздравляю, желаю дальнейших успехов в учебе и труде, — сказал председатель и крепко пожал руку.

Нюра взяла большой лист с красивой витой рамкой на полях и не уходила. Она будет говорить, вот только успокоится немного сердце…

— Сергей Семенович, — начала Нюра звенящим голосом, — от имени пионеров нашей семилетней школы заверяю, что в будущем году мы вырастим родному колхозу не менее двадцати пяти тысяч уток. А может, и больше, — добавила и быстро взглянула на шеренгу подруг.

Те энергично кивали.

Получила свидетельство о присвоении звания утятницы двенадцатилетняя Стружка, и дед Анисим подозрительно засопел носом. Ванятка удивленно посмотрел на деда и ткнул ему в усы конфету.

Лицо Кати побледнело, во рту пересохло. Она заметила встревоженные лица бабушки и мамы. Те тоже переживали, боялись…

Вот свидетельства получили Ольга, Люся… Остались только Алька и Катя.

— Катя Залесова! — выкрикнул Сергей Семенович.

Будто в полусне, сбивая шаг, двинулась к нему из шеренги Катюша и не помнила, как вернулась в строй.

Потом выступил Смолин, а в заключение секретарь райкома комсомола поздравил девочек и каждой вручил Почетную грамоту.

— В сентябре, — сообщил он, — вы поедете в Свердловск на областную выставку юннатов!

Когда установилась тишина, Светлана Ивановна прошла вдоль шеренги и, круто повернувшись, встала перед Виктором Николаевичем.

— Товарищ директор школы, — начала она, стараясь говорить спокойнее, — утиное хозяйство передано пионерским коллективом родному колхозу, — и добавила тише, дрогнувшим голосом: — Разрешите спустить флаг…

Шатров поднял голову, взглянул на выцветший флаг. Все тоже посмотрели на вершину мачты.

— Флаг спустить разрешаю, — неотрывно глядя на колыхающееся на легком ветру полотнище, проговорил Виктор Николаевич.

— Флаг спустить! — повернувшись к шеренге, скомандовала Светлана Ивановна. — Поручаю спустить флаг самому младшему члену нашего коллектива пионерке Нине Семеновой.

Девочки, повернув головы к мачте, замерли в пионерском салюте.

Стружка не сразу развязала веревочки, обвивающие ствол мачты. Руки не слушались, хватались не за те концы. Но вот наконец удалось потянуть за шнур. Флаг вверху дрогнул, стал опускаться.

И совсем неожиданно в тишине прозвучал голос Виктора Николаевича:

Знамя у нас серебром не увито,
Ветрами исхлестано, дождями омыто.
Но ты нам дороже самого алого:
Ты — дела свидетель, большого и славного!

Флаг на миг остановился на полпути, будто прислушиваясь, потом взметнулся вверх, словно хотел гордо взлететь на прежнее место… И лишь после этого стал медленно опускаться…

Глава тридцатая

Девочки убежали в вагончик, чтобы завернуть в газеты свидетельства и грамоты, успокоиться перед выступлением. Гости встали со скамеек, оживленно беседовали, курили.

— Ведь моей-то всего двенадцать, а она 116 трудодней заработала! — хлопал себя по бокам дед Анисим.

— А я все думала: форму Нюре надо, — радовалась Мария Трофимовна. — А она, смотри-ка, сама ее завела!

В стороне корреспондент о чем-то пытал Сергея Семеновича и Виктора Николаевича.

«Ишь ведь, строчит», — улыбнулась Мария Трофимовна, вспомнив, как испугалась тогда записной книжки: думала, пропишут Нюру за непослушание, а парень, наоборот, похвалил ее в своей статье и записку всю поместил…

— Я так боялась за Люсю! — говорила колхозницам сельская библиотекарша Иванова. — Но, по-моему, она никогда не была у меня такой здоровой, как сейчас!

Те слушали, кивали.

— На воле и сухая корка на пользу идет, — степенно вторила мать Альки, полная, круглолицая, немолодая уже. — У них еда была хоть и немудрая, а сытая.

Аксинья и ее помощницы торопились до концерта накормить малышей и накрыли для них отдельный стол. Ребятишки с аппетитом ели горячую уху, потом макали белым хлебом в блюдечки со свежим душистым медом…

Давно уже молча наблюдала за этой картиной Лизавета Мокрушина, неотрывно смотрела на весело обедающих ребят.