Девяносто дней Женевьевы

Черно-белые зарисовки, выполненные карандашом в стиле традиционной японской графики, были весьма откровенными. На них были изображены японские женщины в кимоно или почти без одежды. Они лежали, стояли, наклонившись вперед, и даже делали стойку на голове, а окружавшие их мужчины с огромными пенисами (их половые органы действительно имели весьма внушительные размеры) занимались с ними сексом — традиционным, оральным и анальным. Все женские лица выглядели одинаково: на них застыло выражение равнодушной любезности и смирения. Глядя на лица мужчин, трудно было понять, какие именно чувства они испытывают. По мнению Женевьевы, в этих рисунках не было ничего эротичного.

— Ну как? Понравилось? — спросил Рики.

— Нет, — ответила она.

— Женщинам обычно не нравится эротика, — сказал он.

— Все твои модели выглядят скучающими, — заметила она.

— У японцев так принято. Они, похоже, считают, что выражать радость во время траханья — это дурной тон.

— Стоило ли так напрягаться, Рики? — спросила Женевьева. — Тебе не кажется, что везти подобные рисунки в Японию — это все равно что ехать в Париж со своим любовником?

— Я бы сказал, что мои работы интереснее, чем их традиционные картинки. В них ощущается полет фантазии, — сказал Рики. — Там есть несколько довольно необычных поз. Уверен, японцам даже в голову не приходило, что сексом можно заниматься в таком положении. — Он снова начал переворачивать листы. — У меня есть и другие картинки. Для любителей… э… чего-нибудь экстравагантного.

И Рики показал Женевьеве еще несколько рисунков. Они были выполнены в стиле европейского реализма и напоминали черно-белые фотографии. На них были изображены японские мужчины в современных европейских костюмах в компании европейских женщин. Рядом с одной женщиной, как правило, находилось двое или трое мужчин. Художник, вероятно, хотел изобразить на лицах женщин сексуальное желание и восторг. Однако Женевьеве показалось, что это не эротический экстаз, а скорее страх. Глядя на ухмыляющихся мужчин, она подумала, что им больше нравится унижать женщин и издеваться над ними, чем доставлять им удовольствие. Было понятно, что, даже если женщины начнут сопротивляться и кричать, мужчины все равно будут делать то, что им нравится, удовлетворяя свои извращенные желания.

Просмотрев вторую серию рисунков, Женевьева подумала, что изображенные на них женщины вообще не получали наслаждения. Ничего, кроме отвращения и ужаса, их лица не выражали, когда мужчины (кто-то из них был в японской военной форме времен Второй мировой войны, а кто-то — в обычном костюме) привязывали их к столбам и скамейкам для пыток, избивали до крови кнутами, мучили и насиловали, используя какие-то приспособления, предназначенные для грубых, жестоких сексуальных игр.

Женевьева резко захлопнула папку, не досмотрев рисунки до конца.

— Хватит. Меня уже тошнит от твоих шедевров, — холодно сказала она.

— А японцам нравятся такие картинки, — криво усмехнувшись, заметил Рики. — Особенно те, на которых насилуют европейских женщин.

— В каждой стране есть свои извращенцы. Мне кажется, что на родине ты тоже сможешь найти покупателей на свой товар.

— Конечно, смогу, — усмехнулся художник. — Вот только трудно отыскать клиентов, которые заплатят хорошую цену. Это уникальные работы, и я потратил на них уйму времени. Это не ширпотреб, а настоящие коллекционные экземпляры.

Женевьева поморщилась от отвращения, представив, как Рики, закрывшись в своей съемной квартирке, рисует эти порнографические картинки с садистским уклоном.

— Тогда найди коллекционера, — посоветовала она. — И будет лучше, если ты отправишься искать его прямо сейчас и избавишь меня от своего общества. Я хочу спокойно доесть обед.

— Значит, ты не будешь мне помогать?

— Помогать тебе? — возмутилась Женевьева. — Что, черт возьми, тебе от меня нужно?

— Замолви обо мне словечко перед мистером Синклером, — попросил Рики.

— Да ни за что! Я уже говорила тебе, что не буду этого делать.

— Просто намекни ему, что у меня есть для него кое-что интересное, — произнес он, наклонившись к ней. — Ты даже можешь не говорить, что видела мои работы. Этого не нужно. Просто скажи, что знаешь одного художника, у которого есть весьма оригинальные рисунки. Синклер сразу поймет, что именно ты имеешь в виду.

— Почему ты в этом так уверен? — спросила Женевьева, немного успокоившись.

— Он парень с причудами. Ему нравятся сексуальные извращения, — сказал Рики. — Об этом все знают. Такие, как он, любят подобные картинки.

— Я не знаю, из каких именно источников ты почерпнул столь интересную информацию, но мне кажется, что ты сам извращенец.

Лицо Рики стало серьезным.

— Меня никто не хочет брать на работу, а у меня накопилась целая куча неоплаченных счетов.

— Ты сам в этом виноват.

Рики посмотрел на Женевьеву, злобно сверкнув глазами.

— Помоги мне устроиться на работу в «Баррингтонс», и я перестану рисовать эти пошлые картинки.