Девяносто третий год

Какой-то крестьянин вполголоса спросил соседа:

-- Что это такое: высшая мера?

И сосед ответил:

-- Не знаю!

Глашатай взмахнул бумагой и продолжал:

-- "...Согласно статье семнадцатой закона от тридцатого апреля, облекающего неограниченной властью делегатов и их помощников, борющихся с мятежниками, объявляются вне закона..."

Он выдержал паузу и продолжал:

-- "...лица, имена и клички коих приводятся ниже..."

Все прислушались.

Голос глашатая гремел теперь как гром:

-- "...Лантенак, разбойник".

-- Да это наш сеньор, -- прошептал кто-то из крестьян.

И по толпе прошел шопот:

-- Наш сеньор!

Глашатай продолжал:

-- "...Лантенак, бывший маркиз, разбойник. Иманус, разбойник".

Двое крестьян исподтишка переглянулись.

-- Гуж-ле-Брюан.

-- Да, это Синебой.

Глашатай читал дальше:

-- "Гран-Франкер, разбойник..."

Снова раздался шопот:

-- Священник.

-- Да, господин аббат Тюрмо.

-- Приход его тут недалеко, около Шапеля; он священник.

-- И разбойник, -- добавил какой-то человек в колпаке.

А глашатай читал:

-- "Буануво, разбойник. Два брата Деревянные Копья, разбойники. Узар, разбойник..."

-- Это господин де Келен, -- пояснил какой-то крестьянин.

-- "Панье, разбойник..."

-- Это господин Сефер.

-- "...Плас-Нетт, разбойник..."

-- Это господин Жамуа.

Глашатай продолжал чтение, не обращая внимания на комментарии слушателей.

-- "...Гинуазо, разбойник. Шатенэ, кличка Роби, разбойник..."

Какой-то крестьянин шепнул другому:

-- Гинуазо -- еще его зовут "Белобрысый", а Шатенэ из Сент-Уэна.

-- "...Уанар, разбойник", -- выкрикивал глашатай.

В толпе зашумели.

-- Он из Рюйе.

-- Правильно, это Золотая Ветка.

-- У него еще брата убили при Понторсоне.

-- Того звали Уанар-Малоньер.

-- Хороший был парень, всего девятнадцать минуло.

-- А ну, тише!--крикнул глашатай. -- Скоро уж конец. "Бельвинь, разбойник. Ла Мюзет, разбойник. Круши-всех, разбойник. Любовинка, разбойник".

Какой-то парень подтолкнул девушку локтем под бок. Девушка улыбнулась.

Глашатай заканчивал список:

-- "Зяблик, разбойник. Кот, разбойник..."

Крестьянин в толпе пояснил:

-- Это Мулар.

-- "...Табуз, разбойник..."

Другой добавил:

-- А это Гоффр.

-- Их, Гоффров, двое, -- заметила женщина.

-- Два сапога пара, -- буркнул ей в ответ парень.

Глашатай тряхнул бумагой, а барабанщик пробил дробь.

Глашатай продолжал:

-- "...Где бы ни были обнаружены все вышепоименованные, после установления их личности, они будут немедленно преданы смертной казни..."

По толпе снова прошло движение.

А глашатай дочитал последние строки:

-- "...Всякий, кто предоставит им убежище или поможет их бегству, будет предан военнополевому суду и приговорен к смертной казни. Подписано..."

Толпа затаила дыхание.

-- "...подписано: делегат Комитета общественного спасения Симурдэн".

-- Священник, -- сказал кто-то из крестьян.

-- Бывший кюре из Паринье, -- подтвердил другой.

А какой-то буржуа заметил:

-- Вот вам, пожалуйста, Тюрмо и Симурдэн. Белый священник и синий священник.

-- Оба черные, -- сказал другой буржуа.

Мэр, стоявший на балкончике, приподнял шляпу и прокричал:

-- Да здравствует республика!

Барабанная дробь известила слушателей, что чтение еще не окончено. И в самом деле, глашатай поднял руку.

-- Внимание, -- крикнул он. -- Вот еще последние четыре строчки правительственного объявления. Подписаны они командиром экспедиционного отряда Северного побережья, то есть командиром Говэном.

-- Слушайте! -- пронеслось по толпе.

И глашатай прочел:

-- "...Под страхом смертной казни..."

Толпа притихла.

-- "...запрещается оказывать согласно вышеприведенному приказу содействие и помощь девятнадцати вышепоименованным мятежникам, которые в настоящее время захвачены и осаждены в башне Тург".

-- Как? -- раздался голос.

То был женский голос. Голос матери.

III

Крестьяне ропщут

Мишель Флешар смешалась с толпой. Она не слушала глашатая, но иногда и не слушая слышишь. Она услыхала слово: "Тург" -- и встрепенулась.

-- Как? -- спросила она. -- В Турге?

На нее оглянулись. Вид у нее был растерянный. Она была в рубище. Кто-то охнул:

-- Вот уж и впрямь разбойница.

Какая-то крестьянка, державшая в руке корзину с лепешками из гречневой муки, подошла к Мишели и шепнула:

-- Замолчите.

Мишель Флешар растерянно взглянула на крестьянку. Она опять ничего не поняла. Слово "Тург" молнией озарило ее сознание, и вновь все заволоклось мраком. Разве она не имеет права спросить? И почему все на нее так уставились?

Между тем барабанщик в последний раз отбил дробь, расклейщик приклеил к стене объявление, мэр удалился с балкончика, глашатай отправился в соседнее селение, и толпа разбрелась по домам.

Только несколько человек задержалось перед объявлением. Мишель Флешар присоединилась к ним.

Говорили о людях, чьи имена были в списке объявленных вне закона.

Перед объявлением стояли крестьяне и буржуа, иначе говоря -- белые и синие.

Разглагольствовал какой-то крестьянин:

-- Все равно всех не переловишь. Девятнадцать это и будет девятнадцать. Приу они не поймали, Бенжамена Мулена не поймали, Гупиля из прихода Андуйе не поймали.

-- И Лориеля из Монжана не поймали, -- подхватил другой.

Тут заговорили все разом:

-- И Бриса Дени тоже.

-- И Франсуа Дюдуэ.