Девяносто третий год

Справа Жиронда -- легион мыслителей, слева Гора -- отряд борцов. С одной стороны -- Бриссо, которому были вручены ключи от Бастилии; Барбару, которого не решались ослушаться марсельцы; Кервелеган, державший в боевой готовности Брестский батальон, расквартированный в предместье Сен-Марсо; Жансоннэ, который добился признания первенства депутатов перед военачальниками; роковой Гюадэ, которому в Тюильри королева показала однажды ночью спящего дофина; Гюадэ поцеловал в лобик спящего ребенка, но потребовал, чтобы отрубили голову его отцу; Салль, разоблачитель несуществующих заигрываний Горы с Австрией; Силлери, хромой калека с правых скамей, подобно тому как Кутон был безногим калекой -- левых скамей; Лоз-Дюперре, который, будучи оскорблен одним газетчиком, назвавшим его "негодяй", пригласил оскорбителя отобедать и заявил: "Я знаю, что "негодяй" означает просто "инакомыслящий"; Рабо-Сент-Этьен, открывший свой альманах 1790 года словами: "Революция окончена!"; Кинет, один из тех, кто низложил Людовика XVI; янсенист Камюс, составитель проекта гражданского устройства духовенства, человек, который свято верил в чудеса диакона Париса и все ночи напролет лежал, распростершись перед распятием саженной высоты, прибитым к стене его спальни; Фоше -- священник, вместе с Камиллом Демуленом руководивший восстанием 14 июля; Инар, который совершил преступление, сказав: "Париж будет разрушен", в тот самый момент, когда герцог Брауншвейгский заявил: "Париж будет сожжен"; Жакоб Дюпон, первым крикнувший: "Я атеист", на что Робеспьер ответил ему: "Атеизм -- забава аристократов"; Ланжюинэ, непреклонный, проницательный и доблестный бретонец; Дюкос -Эвриал при Буайе-Фонфреде; Ребекки -- Пилад при Барбару, тот самый Ребекки, который сложил с себя депутатские полномочия, потому что еще не гильотинировали Робеспьера; Ришо, который боролся против несменяемости секций; Ласурс, автор злобного афоризма "Горе благодарным народам!", который у ступеней эшафота отверг свои же собственные слова, гордо бросив в лицо монтаньярам: "Мы умираем оттого, что народ спит, но вы умрете оттого, что народ проснется!"; Бирото, который на свою беду добился отмены неприкосновенности личности депутатов, ибо таким образом отточил нож гильотины и воздвиг плаху для самого себя; Шарль Виллет, который для очистки совести время от времени возглашал: "Не желаю голосовать под угрозой ножа"; Луве, автор "Фоблаза", в конце жизненного пути ставший книгопродавцем в Пале-Рояле, где за прилавком восседала Лодоиска; Мерсье, автор "Парижских картин", который писал: "Все короли на собственной шее почувствовали двадцать первое января"; Марек, который пекся об "охране бывших границ"; журналист Карра, который, взойдя на эшафот, сказал палачу: "До чего же досадно умирать! Так хотелось бы досмотреть продолжение"; Виже, который именовал себя "гренадером второго батальона Майенна и Луары" и который в ответ на угрозы публики крикнул: "Требую, чтобы при первом же ропоте трибун мы, депутаты, ушли отсюда все до одного и двинулись бы на Версаль с саблями наголо!"; Бюзо, которому суждено было умереть с голоду; Валазе, принявший смерть от собственной руки; Кондорсе, которому судьба уготовила кончину в Бург-ла-Рен, переименованном в Бург-Эгалитэ, причем убийственной уликой послужил обнаруженный в его кармане томик Горация; Петион, который в девяносто втором году был кумиром толпы, а в девяносто четвертом погиб, растерзанный волчьими клыками; и еще двадцать человек, среди коих: Понтекулан, Марбоз, Лидон, Сен-Мартен, Дюссо, переводчик Ювенала, проделавший ганноверскую кампанию; Буало, Бертран, Лестер-Бове, Лесаж, Гомэр, Гардьен, Мэнвьель, Дюплантье, Лаказ, Антибуль и во главе их второй Барнав, который звался Верньо.