Девяносто третий год

С другой стороны -- Антуан-Луи-Леон Флорель де Сен-Жюст, бледный, двадцатитрехлетний юноша, с безупречным профилем, загадочным взором, с печатью глубокой грусти на челе; Мерлен из Тионвиля, которого немцы прозвали "Feuer-Teufel", "огненный дьявол"; Мерлен из Дуэ, преступный автор закона о подозрительных; Субрани, которого народ Парижа 1 прериаля потребовал назначить своим полководцем; бывший кюре Лебон, чья рука, кропившая ранее прихожан святой водой, держала теперь саблю; Билло-Варенн, который предвидел магистратуру будущего, где место судей займут посредники; Фабр д'Эглантин, которого только однажды, подобно Руже де Лиллю, создавшему марсельезу, осенило вдохновение, и он создал тогда республиканский календарь, но, -увы! -- вторично муза не посетила ни того, ни другого; Манюэль, прокурор Коммуны, который заявил: "Когда умирает король, это не значит, что стало одним человеком меньше"; Гужон, который взял Трипштадт, Нейштадт и Шпейер и обратил в бегство пруссаков; Лакруа, из адвоката превратившийся в генерала и пожалованный орденом Святого Людовика за неделю до 10 августа; Фрерон-Терсит, сын Фрерона-Зоила; Рюль, гроза банкирских железных сундуков, непреклонный республиканец, трагически покончивший с собой в день гибели республики; Фуше с душой демона и лицом трупа; друг отца Дюшена, Камбулас, который сказал Гильотену: "Сам ты из клуба Фельянов, а дочка твоя -- из Якобинского клуба"; Жаго, ответивший тому, кто жаловался, что узников держат полунагими: "Ничего, темница одела их камнем"; Жавог, зловещий осквернитель гробниц в усыпальнице Сен-Дени; Осселэн, изгонявший подозрительных и скрывавший у себя осужденную на изгнание госпожу Шарри; Бантаболь, который, председательствуя на заседаниях Конвента, знаками показывал трибунам, рукоплескать им или улюлюкать; журналист Робер, супруг мадмуазель Кералио, писавшей: "Ни Робеспьер, ни Марат ко мне не ходят; Робеспьер может явиться в мой дом, когда захочет, а Марат -- никогда"; Гаран-Кулон, который гордо сказал, когда Испания осмелилась вмешаться в ход процесса над Людовиком XVI, что Собрание не уронит себя чтением письма короля, предстательствующего за другого короля; Грегуар, по началу пастырь, достойный первых времен христианства, а при Империи добившийся титула графа Грегуар, дабы стереть даже воспоминание о Грегуаре-республиканце; Амар, сказавший: "Весь шар земной осудил Людовика XVI. К кому же апеллировать? К небесным светилам?"; Руйе, который 21 января протестовал против пушечной стрельбы с Нового Моста, ибо, как он заявил: "Голова короля при падении должна производить не больше шума, чем голова любого смертного"; Шенье, брат Андре Шенье; Вадье, один из тех ораторов, что, произнося речь, клали перед собой заряженный пистолет; Танис, который сказал Моморо: "Я хотел бы, чтобы Марат и Робеспьер дружески обнялись за моим столом". -- "А где ты живешь?" -- "В Шарантоне". -- "Оно и видно", -- ответил Моморо; Лежандр, который стал мясником французской революции, подобно тому как Прайд был мясником революции английской; "Подойди сюда, я тебя пришибу", -- закричал он Ланжюинэ, на что последний ответил: "Добейся сначала декрета, объявляющего меня быком"; Колло д'Эрбуа, зловещий лицедей, скрывший свое подлинное лицо под античной двуликой маской, одна половина которой говорила "да", а другая "нет", одна одобряла то, на что изрыгала хулу другая, бичевавший Каррье в Нанте и превозносивший Шалье в Лионе, пославший Робеспьера на эшафот, а Марата в Пантеон; Женисье, который требовал смертной казни для всякого, на ком будет обнаружен образок с надписью: "Мученик Людовик XVI"; Леонар Бурдон, школьный учитель, предложивший свой дом старцу Юрских гор; моряк Топсан, адвокат Гупильо, Лоран Лекуантр -- купец, Дюгем -- врач, Сержан -- скульптор, Давид -художник, Жозеф Эгалитэ -- принц крови. И еще -- Лекуант-Пюираво, который требовал, чтобы Марата особым декретом объявили "находящимся в состоянии помешательства"; неугомонный Робер Лендэ, родитель некоего спрута, головой которого был Комитет общественной безопасности, а бесчисленные щупальцы, охватившие всю Францию, именовались революционными комитетами; Лебеф, которому Жире-Дюпре посвятил в своем "Пиршестве лжепатриотов" следующую строку: "Лебеф ["Лебеф" созвучно с франц. "le boeuf" -- бык.], увидев раз Лежандра, замычал". Томас Пэйн, американец и человек гуманный; Анахарсис Клотц, немец, барон, миллионер, безбожник, эбертист, существо весьма простодушное; неподкупный Леба, друг семьи Дюпле; Ровер, яркий экземпляр любителя зла ради зла, ибо искусство для искусства существует гораздо чаще, чем принято думать; Шарлье, требовавший, чтобы к аристократам непременно обращались на "вы"; Тальен, чувствительный и свирепый, которого любовь к женщине сделала термидорианцем; Камбасерес, прокурор, ставший впоследствии принцем; Каррье, прокурор, ставший впоследствии тигром; Лапланш, который в один прекрасный день воскликнул: "Я требую приоритета для пушки, дающей сигнал тревоги"; Тюрьо, который предложил открытое голосование для судей Революционного трибунала; Бурдон из Уазы, который вызвал на дуэль Шамбона, донес на Пэйна и сам был разоблачен Эбером; Фэйо, который предлагал послать в Вандею "армию поджигателей"; Таво, который 13 апреля был чем-то вроде посредника между Жирондой и Горой; Вернье, который считал необходимым, чтобы вожди жирондистов, равно как и вожди монтаньяров, пошли в армию простыми солдатами; Ревбель, который заперся в Майнце; Бурбот, под которым при взятии Сомюра убили коня; Гимберто, который командовал армией на Шербургском побережье; Жард-Панвилье, который командовал армией на побережье Ларошель; Лекарпантье, который командовал эскадрой в Канкале; Робержо, которого подстерегала в Роштадте ловушка; Приер Марнский, надевавший при инспекторской поездке по войскам свои старые эполеты командира эскадрона; Левассер Сартский, который одним-единственным словом обрек на гибель Серрана, командира батальона в Сент-Амане; Ревершон, Мор, Бернар де Сент, Шарль Ришар, Лекинио, и во главе этой группы -- новоявленный Мирабо, именуемый Дантоном.