Девяносто третий год (др. перевод)

Направо — «жиронда», легион мыслителей; налево — «гора», группа атлетов. С одной стороны Бриссо, которому переданы были ключи Бастилии; Барбару, которому безусловно повиновались марсельцы; Кервелеган ^{230}, начальник брестского батальона, расположенного в казармах Сен-Марсо; Жансонне, установивший надзор народных представителей над командирами отдельных воинских частей; мрачный Гадэ ^{231}, которому однажды ночью королева показывала в Тюильрийском дворце спящего дофина, причем Гадэ поцеловал ребенка в лоб, а вскоре после того подал голос за казнь его отца; Салль ^{232}, подававший вымышленные доносы на сношения «горы» с Австрией; Силлери, хромой правой стороны, подобно тому, как Кутон был калекой левой; Лоз-Дюперре, который, когда его назвал «негодяем» один журналист, пригласил последнего обедать, говоря: «Я знаю, что под словом «негодяй» следует просто подразумевать человека, думающего не так, как мы»; Рабо Сент-Этьенн, начавший свой альманах за 1790 год словами: «Революция окончена»; Кинетт ^{233}, один из тех, которые низвергли Людовика XVI; янсенист ^{234}Камюс ^{235}, составлявший гражданский устав для духовенства, веривший в чудеса парижского архидиакона и каждую ночь падавший ниц перед семифутовым распятием, висевшим в его комнате; патер Фоше, вызвавший вместе с Камиллом Демуленом ^{236}восстание 14 июля; Инар, имевший неосторожность сказать: «Париж будет разрушен», в то самое время, когда герцог Брауншвейгский говорил: «Париж будет сожжен»; Жак Дюпон, который первый воскликнул: «Я атеист», и которому Робеспьер заметил: «атеизм — это учреждение аристократическое»; Ланжюине ^{237}— сметливый, храбрый и упрямый бретонец; Дюкос ^{238}— Эвриал ^{239}Буайе-Фонфреда ^{240}; Ребекки ^{241}, Пилад ^{242}своего Ореста — Барбару, подавший в отставку потому, что Робеспьер не был еще казнен; Ришо ^{243}, ратовавший против несменяемости начальников отделов; Ласурс, которому принадлежало изречение: «горе благородным народам» и которому, у ступеней эшафота, пришлось самому себе противоречить следующими гордыми словами, брошенными в лицо членам «горы»: «Мы умираем потому, что народ спит, а вы умрете оттого, что народ проснется!» Бирото ^{244}, который, настояв на отмене закона о неприкосновенности народных представителей, сам накликал на свою голову нож гильотины; Шарль Вильет ^{245}, который успокоил свою совесть следующим протестом: «Я не желаю подавать голос под ножом»; Лувэ, автор «Фоблаза», окончивший свою жизнь книготорговцем в Пале-Рояле, Мерсье, автор «Парижских силуэтов», воскликнувший: «Все короли почувствовали на своих затылках двадцать первое января»; журналист Kappa ^{246}, который, входя на эшафот, сказал палачу: «Не хочется умирать, я бы желал видеть продолжение»; Виже ^{247}, который ввиду ропота, доносившегося с трибун для публики, воскликнул: «Я требую, чтобы, в случае возобновления ропота на трибунах, мы все удалились отсюда и направились в Версаль с саблей в руке»; Бюзо, которому впоследствии пришлось умереть голодной смертью; Валазе ^{248}, заколовшийся некоторое время спустя кинжалом; Кондорсе, умерший в Бург-ла-Рене (переименованном в Бург-Эгалите) с Горацием в руках; Петюн, идол толпы в 1792 году и загрызенный волками в 1794 году; Марбоз, Лидон, Сен-Мартен ^{249}, Дюссо, переводчик Ювенала ^{250}, участвовавший в ганноверской кампании, Буало ^{251}, Бертран ^{252}, Лестерп-Бове ^{253}, Лесаж ^{254}, Гомэр ^{255}, Гардьен ^{256}, Мэнвьель ^{257}, Дюплантье ^{258}, Лаказ ^{259}, Антибуль ^{260}и, наконец, Барнав ^{261}, по прозванию Верньо.