DEVIANT

Незащищенность, маскируемая красотой. Красивее, чем обычно, – в такие моменты. Перед оргазмом. Очень красивое одухотворенное лицо. Мне хотелось ее фотографировать.

Ей не нравилось не то, что я смотрел в глаза, а то, что я там видел. Она была прозрачной.

«Скажи, ты любишь меня?» – обычный женский вопрос. Банальность и глупость. Мы менялись местами. Я просил. Ничего не получал. Потому что если бы получил, я мог бы делать с ней все, что хочу. Она боялась стать моей собственностью. Боялась быть порабощенной. Думала: «Если я скажу да, он поймет, что можно делать все что угодно, не теряя меня».

Мы сбегали друг к другу отовсюду и ото всех. У нас были другие, мы жили подолгу врозь. Но она любила только меня.

И каждый раз, когда я в этом убеждался… В спальне, в гостиной, в кабинете, на полу в ванной…

Я был в ней и смотрел ей в глаза. Следил за каждым движением, за каждым моментом дыхания. Чтобы она не забывала дышать, чтобы, следя за ней, дышать не забыл и я.

Иногда я сжимал ее руки слишком крепко, тогда ей было больно. Но в подавляющем большинстве случаев она терпела, а чаще – не замечала. Я тянул ее за волосы, пробовал все возможные позы.

Потом понял, как ей нравится больше всего. Все было банально и прекрасно – ей нравилось обнимать меня. Нам надоели эксперименты. Мы обнимались и занимались любовью. Иногда я просто склонял ее вниз – и она была полностью моей. Такое бывало, когда невозможно было ждать. Мы бросались друг на друга, как только закрывались двери.

И были чувства.

Они были живы в течение многих лет. Вне зависимости от отношений и всех других проходивших мимо людей. Случайных людей в наших жизнях.

Мы не предохранялись. Только совсем давно, в студенческие годы. Потом – нет. Ей казалось, что это безумно романтично. Я в ней. Нам не нужно было ничего между нами. Это было прекрасно.

Такое было только с ней.

И только с ней были чувства. Как бы я ни пытался говорить невпопад, быть циничным, жестким. Чувства были. А сейчас их убили. Я убийца.И больше ничего не будет.

Я скучаю, безумно скучаю по ее одухотворенному лицу в эти моменты. Мы кончали одновременно. Я любил ее одну. Она знала, но, может, стоило это говорить вслух. Но она все знала, несомненно. И все прощала. И больше ничего не будет.

* * *

12 февраля 2009 года

Я решила побыть маленькой девочкой: спряталась под столом и оттуда за всеми наблюдала, подслушивала взрослые разговоры.Но я была очень умной маленькой девочкой и многое для себя уяснила.

– Молодая женщина, напрочь лишенная всякого обаяния, но гордая своей сопричастностью, увольняет людей, оперируя понятиями Гражданского кодекса примерно так: «Вы еще скажите спасибо, что мы вам вообще хоть что-то заплатим, мы могли бы дело и в суд передать». Серьезно, я не шучу. Декларирует, что ее не удовлетворяет результат. Между тем она никогда не была их руководителем, просто ее позвали довершить грязную работу. И даже не понимает, что тех, кого любят и ценят, от такой работы, как правило, освобождают.

Как можно быть таким в молодом возрасте, куда делись понятия чести, совести? Как можно мараться так, когда ничего не потеряно и все еще впереди? Неужели совесть не будет мучить? Люди так просто продаются – за три копейки, так легко пачкают руки, я не могу понять механизм, как это делается…

Увольняет беззащитных людей много старше нее, которым до этого момента ни разу никто не высказал недовольства. Просто кризис, надо резать штат, экономить на тех, кто не может за себя постоять, чтобы больше осталось для «своих» подразделений.

Смотрели, сверяли бюджеты, не умели оптимизировать – не дано, а потом в один день решили взять и одним махом отрубить.

А если бы те, пострадавшие, были немного более… как по-русски это сказать? – ну, sophisticated, они передали бы дело в суд, одна эта фраза чего стоит, ну, или хотя бы грамотно сторговались на три оклада. А если через суд, то она бы в итоге оказала медвежью услугу этой своей маленькой компании, которая сейчас в таком положении, что ее любой скандалишка может просто уничтожить и ее бы должны были первую выставить за дверь. Гуманитарий, окончила факультет политологии или иняз, не помню точно, от таких гуманитариев меня воротит просто. Что в них гуманитарного? Позор.

Ну а эти люди, они были очень мягкие и такие… беззащитные. Немножко даже жалкие люди, но не в смысле презрения, а вправду вызывающие жалость. Неприятно, черт возьми, до сих пор мурашки.