А если не имеет смысла цепляться друг за друга, так почему мы всегда хотим – вместе, почему так упрямо ищем руку, которую сначала крепко сжимаем, а потом – раньше или позже – слишком легко отпускаем.
Почему так?
А если ты – это уже не ты? Я сейчас очень боюсь встречи с тобой по двум причинам.
Во-первых, потому что еще надеюсь.
А во-вторых, потому что боюсь. Боюсь, что если надежды не оправдаются, я запомню тебя таким. Другим.
А потом буду просить, чтобы этот образ отпустил меня. Чтобы Бог научил меня идти дальше без тебя.
А еще очень боюсь, что ты придешь ко мне, посмотришь в мои глаза и тут же развернешься и уйдешь, и я больше никогда тебя не увижу.Потому что ты увидишь жалость. Или страх. Или ужас.
Машенька, послушайте, все, что случается, случается неспроста. Да, да, вы мне можете сразу не поверить. Но посмотрите вокруг: люди потеряли связь с реальностью. Они не понимают, что Москва – это не вся Россия. Это государство в государстве. Вы не подумайте ничего, я сейчас, да, понимаю, банальностями оперирую. Но, тем не менее, сейчас, что ни скажи, – упрекнут в неоригинальности. Люди слушают, но не слышат. На них выливается столько информации, из нее стоящая – я вам даже не могу сказать, какая часть. Телевизор, газеты, Интернет… он и полезен, но это и такая помойка. Шлак. Это я вам не про картинки фривольные. Сколько там всего заманчивого: проекты такие, проекты сякие, чаще политические – что скрывается под ними? Важничают – либерализм, идейность. А если не нравится что-то, а если видишь, что неглубоко, – тут же упреки: безыдейный, бездуховный. Недалеко до того, что скажут – иди, пореши с собой, особенно если немолодой, зря землю обременяешь.
А на самом деле, они просто боятся, что кто-то заглянет и увидит, что внутри-то ничего нет. Это все шарик. Вместо воздуха – деньги: тех, кто за власть эту борется, а дальше им все равно. А закупорить – у них ни сил, ни ума, ни выдержки не хватит. Поэтому дуют, и будут дуть, пока деньги не кончатся.
И если бы были силы внешние, может, вывели бы их на чистую воду. Но у кого-то заботы, кому-то все равно, а другие боятся, что на них пальцем показывать будут, что, они, мол, ничего в этом не понимают. Сейчас же каждый в политике спец, как же им не понимать.От них нет зла, но зачем же столько бессмысленных сущностей? Они пустые ведь, эти люди. Они ничего не создают.
Все зависит от фазы сна. Ты можешь проснуться с пугающим сердцебиением, будто не хватает дыхания.
Очень неприятное ощущение. А можешь переждать десять минут, сознательно продлить сон на эти десять минут, и все – проснешься отдохнувший, бодрый как огурчик. Но почему-то оба эти варианта возможны только тогда, когда ты просыпаешься один. Как ни странно. Еще более странно, что я чувствую себя очень неплохо. Это странно, конечно, не само по себе, а с учетом того, что я болен, и до недавнего времени все шло по нисходящей.
И теперь, еще не пережив радостное удивление, я в мыслях своих пресекаю ростки надежды, которые все норовят пробиться. И еще сильнее закрепился в убеждении, что звонить домой не стоит. Раньше не стоило, потому что я не имел права их расстраивать. Сознательно ведь уехал – даже не в Лондон, а за океан, чтобы быть как можно дальше. В какой-то момент еще был такой до ужаса глупый полудетский-полуромантический мотив – уехать умирать не куда-нибудь, а в Нью-Йорк. Уехать в конце лета: осень в Нью-Йорке, все такое. Маша очень любит этот фильм.
Кстати, смешно получается. Видимо, я себя чувствую настолько хорошо, что даже о ней стал говорить в настоящем времени. А раньше – только в прошедшем. Интересно, как у нее дела. Наверное, как обычно. Она не может долго переживать: уже, наверное, улыбается, ходит на работу, в клубы, читает.
Так хочется к ней – вот стало лучше, и хочется к ней, в Москву, а до этого, когда было совсем плохо, хотелось, чтобы она сама здесь появилась. Хочется дарить ей подарки, покупать цветы, книги, диски, водить везде. Подарить новую машину.
Все равно она поймет. И конечно, простит и примет все как данность. В ней, на самом деле, очень много этого… христианского… человеколюбия, смирения.
Она не будет даже ничего спрашивать – просто скажет, что да, детей у нас не будет, но, например, можно усыновить. А