«Девианты»

– Но я все-таки не понимаю, Анжелика Серафимовна, зачем вы все это делали? – продолжила Корикова. – Стесняюсь предположить, но вы… клептоманка?

– Клепто… что? – пробасил Филатов. Слов с такой концовкой он знал только два – наркоманка и нимфоманка. Причем, последним он расширил свой лексикон буквально три недели назад. Во время очередной сходки в «Стельке» просветил Костик Стражнецкий, рассказывая о своей новой «куколке».

– Или, может, у вас плохо с деньгами, и вам элементарно не хватает на еду? – продолжала пытать Крикуненко сердобольная Корикова.

– Всем хватает, а ей не хватает, – проворчала невеста. – Между прочим, она обозреватель, и получает больше нас с тобой, Алин.

– Конечно, на жратву не хватит, если бухлом постоянно затариваться! – как всегда громогласно объявила Рыкова.

– Бухлом?! Это так вы называете микродозу благородного слабоалкогольного напитка? – опять взвилась Крикуненко. – А вот вы, дорогуша, что ни вечер, мартини на кухне хлещете да по две пачки в день искуриваете. И я, заметьте, не спрашиваю, откуда у вас деньги на столь буржуазный образ жизни!

– Давайте не будем лаяться, – не поворачивая головы в сторону Рыковой, предложила Алина. – Анжелика Серафимовна, скажите же, наконец, что вас на это толкнуло? Была же какая-то причина.

Тут Крикуненко зашмыгала носом и отрывисто выпалила:

– Да! Была! Очень веская причина! Мне хотелось есть! Очень хотелось есть!

– Здрасте, я ваша тетя! – хлопнула себя по бедрам Рыкова. – А пожрать себе купить не судьба, что ли?

– Я специально не покупала!

– Да мы уж поняли, что хитрожопость расцвела в вас буйным цветом, – продолжала Зина.

– Ах, вы так и не разобрались в движениях моей души! – возвысила голос Анжелика. – И где вам, безмозглой кукле, сообразить, что с утра у меня никогда не бывает аппетита! А когда он просыпается к обеду, я терплю. Страдаю, мучаюсь, стенаю, но голод неумолим, и к четырем пополудни я капитулирую в битве с ним…

– Но зачем терпеть? – недоуменно спросила Корикова. – Почему не сходить на обед? Или, если не успели, перехватить пару пирожков в буфете?

– Пирожков?! – выкатила глаза Крикуненко. – Вы бы еще сказали – чипсов! В том-то и дело, что я не питаюсь подножным кормом! Покойная матушка сызмальства внушала мне, что уважающая себя дама должна блюсти талию. И как видите, мне уже за тридцать, а талия у меня как у Людмилы Марковны Гурченко времен «Карнавальной ночи».

И Анжелика развела руками, дабы все могли оценить стройность ее стана.

– А толку-то в такой талии, если нет ни жопы, ни титек, – хмыкнула Рыкова. – Сушеная вобла.

– Талия, действительно, замечательная, – тактично заметила Корикова. – Но насколько мне известно, люди, озабоченные стройностью, никогда не будут есть копченую колбасу, доширак и йогурты. Вы бы хоть яблоко что ли взяли!

– Жрите сами свои яблоки! – Крикуненко уже не стеснялась в выражениях. – Когда от голода темнеет в глазах, яблоки – это последнее, что может пожелать измученный организм. Он, стервец, требует мяса, макарон, сыра! Но неужели, находясь в здравом уме, я могу приобрести эти вреднейшие продукты? О нет! А поскольку никто из вас не носит на работу ничего диетического, мне приходилось довольствоваться тем, что было. О, в такие минуты я, наверно, не побрезговала бы и куском пиццы, и сосиской в тесте!

– Ну вот, мы еще и виноваты оказались – не тем питаемся, – сухо сказала Корикова. – Я вас прощаю, Анжелика Серафимовна, а с остальными разбирайтесь сами.

– Как это – прощаю? – подскочил Вопилов. – А как же наш уговор, что вор ведет всех в кабак?

– Я никаких договоров не подписывала! – отрезала Анжелика. – А вором добропорядочного гражданина может признать только суд!

– Анжелика Серафимовна, вы бы для приличия все-таки извинились перед людьми, – посоветовал Кузьмин. – Обожрали коллектив, а выставляете себя национальной героиней!

– Признаться, не ожидала, что мой родной коллектив окажется скопищем жмотов. Остается только поражаться, как несовершенна людская порода… Но предупреждаю сразу: если замечу хоть намек на дискриминацию, хоть тень какого-то недовольства, хоть один косой взгляд, я уж найду, как заставить вас вести себя прилично! – прошипела Анжелика.

– Да мы просто объявим вам бойкот, вот и все, – сказал Кузьмин. – Никто не заставит меня разговаривать с человеком, которого я не уважаю.

– Яночка Яковлевна еще как заставит! – ослепленная верой в покровительство начальницы, раздухарилась Крикуненко. – Вы все послушные марионетки в ее руках! Она переставляет вас как пешки, а надоест ей кто – смахнет с доски и руки отряхнет. Ваши судьбы, презренные, всецело в ее власти.

– Да что вы говорите, Анжелика Серафимовна! – хмыкнул Кузьмин. – У вас какие-то чрезмерно демонические представления о личности Яны Яковлевны и ее роли в истории.

Лично для меня ее мнение по всем вопросам, кроме рабочих, сугубо фиолетово. Да и по рабочим-то…

– Извините, Анжелика Серафимовна, но я тоже отказываюсь признать себя марионеткой Яны Яковлевны, – иронично произнесла Корикова, но тут же добавила: – При всем к ней уважении.