Положив с прибором на правила дорожного движения, Филатов за пятнадцать минут домчал на своих «Жигулях» к дому Колчиной. Прыгая через три ступеньки, взлетел на четвертый этаж, толкнул знакомую дверь – она оказалась не заперта, вбежал в ванну и увидел сидящую на полу Юлю в прелестном, насквозь мокром розовом халате. Вода в ванной была чуть красноватой, больше же крови нигде не было видно – даже на полотенце, которое Колчина прижимала к левой руке. Несмотря на драматизм ситуации, Филатов «на автопилоте» оценил и хваленую полноту чуть загорелых ног страдалицы, и яркий, явно свежий, педикюр. И почему-то проникся от этого еще большей жалостью к Юле.
– Приехал…. Зачем? – и Колчина запрокинула голову. Это был отличный жест, который привел бы в восторг любого режиссера эры немого кино.
– Дура! Зачем ты это сделала? – с заботливостью лучшей няньки напустился на нее Филатов. – Что у тебя с рукой? – он попытался аккуратно отодвинуть полотенце, чтобы оценить размер повреждений.
– Не трогай, я умираю…
– Ну уж хрен! – Филатов без церемоний сорвал полотенце и тут же облегченно выдохнул: – Слава Богу, все нормально! Царапины. Да ты чем, ножничками этими? – он с презрением глянул на валяющиеся рядом маникюрное орудие самоубийства. – Дура, лезвием надо было, или ножиком…
Он устроил Колчину в том самом кресле, где несколько дней назад отрубился с перепою на пару с Ростуновым. Сам же присел на корточках напротив. Для неудавшейся самоубийцы Юля выглядела совсем не плохо – полупрозрачное одеяние, подкрашенные ресницы, явно свежевымытые волосы. Филатов залюбовался на эту лепоту.
– Хотелось умереть красиво, – словно прочитав его мысли, пискнула Колчина. – Но в ванной было так сыро, и я вылезла…
Филатов по-хозяйски извлек из известного ему отсека стенки початую бутылку шампанского и налил доверху прямо в пустую кружку из-под чая. Изрядно пригубив, он протянул чашку Юле. Та с удовольствием отхлебнула.
– Так, а теперь говори быстро – зачем ты это сделала? – решительно заявил Филатов. – Тебя правда Светлов обидел?
– Да… Светлов…
– Телефон, адрес! Я ему башку отверну, а потом поставлю на место и скажу, что так и было! – и без того разбойничья физиономия Филатова опять начала свирепеть, наливаясь кровью.
– Не надо мстить… Я все простила… Пусть будет счастлив с другой, если сможет…
– Так ты… это… гуляла с ним, что ли? – чуть притормозил Филатов. Он до последнего гнал от себя мысли о романтической подоплеке этого происшествия.
– Ну да, что тут непонятного, – Колчина начала немного розоветь и заговорила бойчее, уже без длительных пауз. – Как и все мужики, он клялся мне в любви. А я, дура, верила в его красивые слова. А он… он нашел другую. Скажи, как после этого верить мужчинам? Я больше никогда не смогу полюбить! – Юля запахнула несколько раскрывшийся на груди розовый полиэстер и всхлипнула.
Филатов слушал эти бесконечно избитые слова и сам был готов разрыдаться.
– Есть нормальные парни, Юльк, – мрачно пробасил он. – Не все мы такие сволочи, как Светлов.
– Да??? – взвилась Колчина. – И где эти нормальные парни? Если они и были, то их уже расхватали.
– Ну, я типа неплохой, – скромно произнес Филатов и отвел глаза.
– Да, Димон, ты настоящий друг, – со вздохом констатировала Колчина, как бы в забытьи перебирая джемпер на плече Филатова. – Но друг – это не все, что нужно девушке для счастья…
– А что еще надо?
– Ну как что? Мы, девушки, не можем без комплиментов, нежности, ласки. Мы ждем, когда в нашей жизни появится настоящий мужчина и сделает нас счастливыми. И тогда мы откроем ему свое сердце и подарим настоящую любовь!
Тут Колчина взяла паузу – неужели Филатов и после этих слов не догадается сжать ее голые колени и с придыханием произнести что-нибудь типа: «Юлия, я ваш навеки»? Но фотокор молчал. Наверно, он не был совсем уж конченым дундуком и все-таки чувствовал, чего ждет от него Колчина. Но то ли медлил, не веря до конца своему счастью, то ли смутно чувствовал, что не такое уж это счастье, как ему рисовалось…
– Я так настрадалась от мужской подлости, – продолжила Юля немудреную исповедь. – Когда ты веришь человеку, распахиваешь ему душу, доверяешь самое сокровенное, а он…А теперь ты хочешь, чтобы я поверила, что ты не такой. Но я не могу, не могу! – и она опять захлюпала носом.
Тут нервное напряжение Филатова, видимо, достигло критической точки. Вскочив с корточек, Димон пылко выдал:
– Мне ты можешь верить на все сто! Я все сделаю, чтобы ты была счастливой!
– Это признание в любви или всего лишь в дружбе? – с легким кокетством заметила Колчина. Она поняла, что если не будет подпинывать Филатова в нужном направлении, то все так и останется по-старому.
– В дружбе! И… в любви, – Филатов громко выдохнул и опять отвел глаза в сторону.
– Не понимаю, почему мужчины так боятся признаться в своих чувствах, – жеманно вздохнула Колчина. – Словно это позор какой-то.
– С чего ты взяла, что я боюсь? Я просто не решался… в такой момент… боялся тебя обидеть, – тут Филатов вдруг осмелел и заключил Колчину в объятья.