Девять граммов на удачу

Я понял это еще до нашего первого марш-броска. Пока Юрун сидела и молчала, она еще могла сойти за мужчину, но стоило ей встать на ноги и начать двигаться, как все сомнения отпадали – настоящую женственность и грацию движений не смог скрыть даже бесформенный бронекостюм и рюкзак.

Погода по-прежнему баловала нас ясным небом с едва заметным налетом серебристых облаков.

Женщина уверенно двигалась по следу. Кое-где он был весьма заметным – в зарослях карликовой березы-хаякты преследуемый нами отряд прорубил настоящую просеку. Но на камнях видимые следы исчезали, и все же Юрун бежала вперед, переходя на шаг лишь на самых сложных участках тропы.

День приближался к вечеру, когда след привел нас в Каракумы – небольшое плато, заросшее сухим сосновым бором. За ним начиналась Байкитка – так окрестили обширную малоизученную территорию, лежащую на северо-западе АТРИ. В сталинские времена здесь кипела жизнь, даже что-то такое строили, но потом побросали все в спешке и по неизвестной причине – документов не сохранилось, разве что отрывочные хаотичные записи, в которых фигурировали какие-то мистические «Змеиные тропы», «Избы скороходов» и «Удавка топтуна».

Пожалуй, не найдется такого бродяги, который может похвастаться, что хорошо знает здешние места. И я не исключение. А вот таинственные враги уходили именно сюда…

Мы перешли на шаг. В Каракумах Юрун труднее было держать след – песчаная, усыпанная хвоей почва почти не сохраняла отпечатков ног. По крайней мере, я их в упор не видел. А следопыт хоть и медленно, но двигалась вперед.

– Юрун, – окликнул я напарницу, – ты бывала здесь раньше?

– В Каракумах – пару раз, но в Байкитку не заходила. Так, отиралась по самому краю, – помолчав, ответила она.

Ее голос показался мне смутно знакомым. Молодой, необычайно приятный, с чарующей хрипотцой. Мне вдруг очень захотелось увидеть ее лицо.

– Тебе не надоело носить эту сетку? – Я кивнул на накомарник. – В сосновом бору гнуса нет.

– Погоди! – Она замедлила шаг. – Ты видишь? Кострище. И не одно. Они здесь останавливались на дневку. Причем всего часа два назад.

Неизвестный противник пытался спрятать следы лагеря: присыпал кострища, закопал остатки пищи, но полностью скрыть все улики так и не смог.

Юрун подобрала ветку и поворошила хвою над кострищем прежде, чем я успел ей помешать. У меня внутри невольно все сжалось в ожидании взрыва. Я бы на месте преследуемых обязательно оставил тут смертельно опасный подарок. Как раз на такой случай. Чтоб любопытным нос прищемить.

К счастью, противники не подумали о таком варианте. А может, боеприпасов пожалели.

Вероятно, обуревающие меня чувства отразились на моем лице, потому что Юрун хмыкнула и пояснила:

– За несколько прошедших дней мы с Глебом то и дело натыкались на такие вот дневки и ночевки. И в каждой из них было чисто.

– Все когда-нибудь случается впервые, как говорила одна моя знакомая девственница, – пошутил я машинально. А сам пытался понять, почему мне так знаком этот голос.

И вдруг я узнал его!

Гаечка!

– Попалась, да? – лукаво улыбнулась Юрун, откидывая накомарник. – Но ты же не выдашь мой маленький секрет? Иначе мне придется тебя убить.

Сказано вроде в шутку, но почему-то мне стало не по себе.

– Я-то не выдам, но, по-моему, Механик тоже раскусил тебя. Уж больно активно он рвался составить нам компанию.

– Пожалуй, – согласилась Гаечка. Она снова пошуровала веткой в кострище, выгребая остатки пищи. – Погляди-ка, Бедуин, на эту кость. Как думаешь, чья она?

– Человеческая. Берцовая. И часто вы такие находите?

– На каждой стоянке, – пояснила Гайка. – Мы с Глебом почти уверены, что они едят людей, тех самых пленных с завода. Для этого и взяли их с собой.

– Живые консервы… Значит, мы все же преследуем отряд хуги.

Юрун неопределенно повела плечами, сняла рюкзак, присела на поваленный ствол и принялась отправлять сообщение в Ванавару с координатами вражеской дневки. Экспедиция Зинчука в скором времени займется изучением подобных стоянок.

Она работала, а я смотрел на нее. Так вот как протекает повседневная жизнь таинственной красавицы! Ну кто бы мог подумать? Да никому в «Козьей морде» и в голову бы ни пришло, что вожделенная мечта любого мужика дни и ночи напролет проводит в тайге, на опасных маршрутах, с тяжеленным рюкзаком за плечами, среди монстров и аномалий!

Кстати, если при первой встрече я ничуть не сомневался, что Гайке едва исполнилось двадцать, то теперь был уверен – она как минимум на пять лет старше. Чувствуется у нее за плечами огромный опыт следопыта, а такое нарабатывается только годами самостоятельных маршрутов.

– Значит, Гайка – погоняло для кабака, а Юрун – для работы. Слово «юрун» на эвенкийском означает «живая, подвижная». Обычно так говорят о реке… Занятное у тебя рабочее прозвище. А имя? Я могу узнать?

– Юля, – после крохотной паузы отозвалась следопыт. Она закончила отправлять сообщение и холодно посмотрела на меня. – Сразу договоримся, Бедуин. Гайка осталась в Муторае. Не будем путать работу и развлечение, ладно?

– Как скажешь… Давай перекусим по-быстрому.