Все, что относилось к Раулю, можно было толковать и плохо, и хорошо… По крайней мере я себя в этом убеждала. Слова, взгляды. Он не знал, что искали не говорящую по-французски гувернантку. Ему было смешно, что я могу подслушать разговоры его папы. Его, похоже, шокировали выстрелы в лесу. Его вопросы о Вильяме Блейке и странный тон можно объяснить ревностью, а не мыслью, что сиротка вошла в нежелательный контакт с могучим англичанином по соседству. Гудок, который выбросил Филиппа с балкона, мог быть случайным. Бернар про это не говорил. А его слова, что это Рауль стрелял в лесу, — не доказательство. Даже пьяный и очень уверенный в Берте, он мог побояться признать такую вину. А на балу… Тут уж мысли мои вовсе перепутывались. Но ради Филиппа я должна пока считать, что он виновен. Не могу себе позволить ничего другого. У ребенка только одна жизнь, нельзя ее ставить на кон. Будем считать Рауля виновным, пока он не докажет обратное. Вот так.
— Мадмуазель, — прошептал Филипп. — Кто-то сзади, на горе сверху. Только что вышел из леса. По-моему, Бернар. Он тоже в этом?
Я кивнула и прижала палец к губам, подняла голову, посмотрела. Сначала я увидела одни деревья. А вот и Бернар. Над нами, примерно в двухстах ярдах. Стоит, не шевелится.
Мы лежали в зарослях тихими кроликами. Время тянулось. Бернар смотрел в нашу сторону. Прямо на нас, в сторону, опять… Быстро начал спускаться к нам. Вопреки очевидности мы лежали неподвижно, надеясь неизвестно на что. Не спеша прошел полпути, в это время зашумел «Кадиллак». Я прижала Филиппа к земле и посмотрела на дорогу. Мне хотелось броситься к Раулю, остановить машину, но заскрипели тормоза. Колеса разбросали гравий, машина остановилась от нас ярдах в пятидесяти. Рауль смотрел вверх на Бернара, два раза просигналил, поднял руку. Бернар поменял направление, приближается к «Кадиллаку». Соскочил с обочины, подошел к двери. Рауль что-то сказал, Бернар в ответ помотал головой и махнул рукой в сторону горы и того места, где мы лежали. Обошел вокруг, залез внутрь. «Кадиллак» медленно тронулся. Рауль прикуривал, наклонил голову, Бернар что-то ему говорил.
Я повернулась и встретила взгляд Филиппа. Скоро я встала и протянула ему руку.
— Пойдем. Отдалимся от дороги и поедим где-нибудь.
После еды мы опять побрели в лес, не встретили ни души. Где-то в середине дня мы выбрались из зарослей грабов и жимолости на маленькое зеленое плато. Недалеко на севере между деревьями просвечивало озеро Леман.
17
— Это здесь, — сказала я, — мы не надолго и остановимся.
Филипп обследовал маленькую долину — укрытую лесом, залитую солнцем, зеленую полку между деревьев. За нами и выше толпились зеленые деревья и кусты, ниже ветки прятали от нас Тонон, но примерно в миле просвечивали яркие крыши, клумба на какой-то площади, белая набережная у озера. Некоторые деревья облачно цвели, парили на фоне неба и воды. Маленький ручей у ног. Примулы.
Филипп взял меня за руку.
— Я знаю это место.
— Да ну? Откуда?
— Был здесь на пикнике.
— Помнишь, как идти отсюда в Тонон?
— Налево дорожка, как ступеньки. Внизу забор, потом дорога, гараж и магазин, там живет рыжая бесхвостая кошка.
— Это главная улица?
— Да.
— Там много машин и людей?
— Нет. Деревья и высокие стены. Там живут люди.
Жилой район. Что же, тем лучше.
— А сможешь найти оттуда дорогу на виллу Мирей?
— Конечно. Там тропинка между двумя стенами, потом дорога над озером, а потом надо идти вниз, вниз и вниз, и попадешь на нижнюю дорогу, а там ворота. Мы всегда пользовались фуникулером.
— Боюсь, мы не сможем. Но это прекрасно, Филипп! Мы практически на месте. А под твоим руководством, — я улыбнулась, — мы не сможем слишком сильно заблудиться, правда? Потом проверим, как я запомнила все твои рассказы про виллу Мирей, но сейчас, по-моему, пора остановиться и отдохнуть.
— Здесь?
— Прямо здесь.
Он с благодарностью уселся на упавшую березу.
— Ноги болят.
— Не удивительно.
— А у тебя?
— Вообще-то нет. Но я не выспалась прошлой ночью и, если не отдохну сию минуту, засну прямо стоя.
Филипп хихикнул немножко тонковато:
— Как лошадь.
— Именно так. Теперь готовь еду, а я постелю кровать. Земля совершенно просохла, солнце стояло высоко и светило жарко, я наклонилась у березы, оторвала две сухие ветки и несколько острых камней, сорвала кустик чертополоха и расстелила пальто. Мальчик тем временем разделил остатки печенья и шоколадки поровну и протянул мне мою часть. Мы ели медленно и молча.
— Филипп.
— Да, мадмуазель?
— Мы уже скоро будем в Тононе, и лучше всего было бы сразу пойти в полицию. — Он смотрел на меня большими глазами. — Я не знаю, есть ли здесь британский консул, а то мы бы пошли к нему. В Женеве наверняка есть, но мы не можем туда отправиться, потому что у тебя нет документов. Поэтому остается полиция.
Он продолжал молчать. Я ждала. Думаю он не хуже меня понимал, что полиция первым делом поставит нас лицом к лицу с Леоном де Валми. В конце концов он спросил:
— А когда дядя Ипполит приедет домой?
— Понятия не имею, может, уже и там. А может, придется ждать его долго, до темноты.
Пауза.
— А где месье Блейк?