Девять хат окнами на Глазомойку

Вздремнул он, что ли, измучившись, но когда повернулся и открыл глаза, то увидел рядом с собой совхозного мелиоратора, Василия Васильевича, его широкую спину, его седую голову. Сидел, отвернувшись, словно подступы к агроному охранял. Это был, пожалуй, единственный из специалистов, который работал в совхозе поболее самого директора.

— Привет, — сказал Поликарпов и стеснительно осмотрелся. Надо же: уснуть в разгар дня! Еще не бывало такого.

— Ничего страшного, — тихо сказал Василий Васильевич, поняв причину его смущения. — Бывает, лучше уснуть, чем напиться. Душой отдохнуть малость, и жизнь в другом свете смотрится.

— Точно, — признался Геннадий Ильич и улыбнулся, вскочил. — А ты здесь какими судьбами, старина?

— Вот этот ячмень, — Василий Васильевич кивнул на желтеющий склон за ними, — можно убирать дня через три. Вишь, колосок уже надломился. Ну, я и решил, дай пробью вешками линию для пахоты по горизонталям, как мы с тобой договорились. Если ребятам заранее рассказать, зачем и почему надо пахать именно так, а не вдоль по склону, никакого шума и разговора не будет. Сами поймут, не безголовые. Пойдем к трактористам, потолкуем. Время обеденное.

— Пойдем, — согласился главный, снова включаясь в работу.

На полевом стане механизаторов они пробыли часов до трех. Потом смотрели комбайны, обедали. Хоть одно доброе дело сделали без помех. Сюда не дошли отголоски скандала. Телефона в поле не провели.

Что за этот день происходило на центральной усадьбе и в районе, Поликарпов не знал. И знать не хотел.

Работать хотел. Руки чесались. Ведь уборка грядет!

О том, что можно подымать эти руки вверх, сдаваясь на милость победителя, агроном и думать не думал.

Как бы не так!

7

Доцент Сомов не любил откладывать никакой работы на завтра, если ее можно сделать сегодня.

Книга истории долинских полей дала ему достаточно материала для размышлений и действий. Результатом всего этого было письмо, адресованное секретарю райкома Фадеичеву.

Не много таких, сползающих к явной катастрофе, хозяйств в этой самой южной области Нечерноземья, как Долинское, но и одного достаточно, чтобы забить тревогу. Тревогой и звучало письмо Сомова. Он настоятельно обращал внимание Фадеичева не столько на сам факт истощения и смыва земли, на овраги, сколько на «руководителя, который позволил эрозии стать хозяйкой на более чем десяти тысячах гектаров земли».

Олегу Ивановичу Нежному доцент Сомов адресовал всего несколько строк: сообщил о результате анализа книги и о письме в райком.

«Я обратил внимание Фадеичева, — далее писал он, — на человека, действия которого граничат с карьеризмом. Именно о таких, как Похвистнев, говорят, что они, «обогащая отцов, разоряют детей и внуков»…»

Фадеичев прочитал письмо ученого дважды. Вот и еще одно подтверждение его собственным тревогам. Видимо, положение с землей в Долинском опаснее, чем он думал. Пора принимать какие-то меры, учить других руководителей на истории с Похвистневым. Как ни жаль человека, а придется. Раньше бы надо. Виноват.

Подумав, он велел разыскать районного агронома и пригласить к себе для разговора. Странно, что Нежный обратился не к нему, а к Сомову. Что за этим кроется?..

Районный агроном пришел через несколько минут.

— Есть неотложное и, на мой взгляд, очень серьезное дело, Олег Иванович, — сказал секретарь, протягивая ему руку. — Но прежде давай доложи об уборке, покажи свой план, наметки, что у нас еще не сделано, как думаешь организовать, чтобы быстро и качественно…

Олег Иванович был готов и к такому разговору, и к десятку разных других. За годы службы в районном аппарате он прекрасно уяснил, чего от него в первую очередь требуют.

Коротко и спокойно сказал, что ячмень, по предварительной оценке, даст не менее двух тонн зерна с гектара, а пшеница, если ничего не случится, на центнер-два меньше, главным образом за счет песчаного Заречья, где урожай не более полутора тонн с гектара. Все это, конечно, в бункерном весе, фактически меньше. Лучший урожай, сказал он, в пяти хозяйствах правобережья на увалистой степи, хотя там грозой положило и покрутило хлеб примерно на одной трети всех площадей. Но и это не страшно, потому что колос уже успел налиться, только труднее будет убирать такой хлеб. Подумав, добавил:

— Эти пять хозяйств много хлеба сеяли по клеверам и по навозному удобрению.

Потом он развернул план уборки, большой сводный план, по которому выходило, что скосить весь урожай удастся за девять рабочих дней, а обмолотить — за девятнадцать. При этом добавил, что фактически лучше накинуть еще дней пять-шесть, потому что, как ни рассчитывай, непредвиденные задержки всегда случаются, их надо иметь в виду. Ну, скажем, еще одна гроза или просто дождливые дни. Все бывает.