Читаем Девять хат окнами на Глазомойку полностью

— Агрохимик сказал, отработайте, мол, поле в один заезд. Мы загрузили восемнадцать тонн в три цистерны, как раз на весь участок, чтобы без перегруза и мороки. Не возражаете?

— Как сказал, так и делайте.

Савин показал участок, шоферы прошлись с ним по клеверу. Земля вроде плотная, опасных болотин нету, не засядешь. И ветер как раз боковой, удачный для рассева, без очков можно, без пыли. И гоны длинные, тоже сподручно.

Они вместе поставили распылители на норму высева. Первый агрегат вышел на межу, загудел сжатым воздухом. Облако рыжевато-белой фосфоритной муки взрывной волной отбросило в сторону метров на двенадцать. Полоса опыления мгновенно посерела. Вторая машина двинулась по краю этого серого, отстав на сотню метров. Выстроились, как гуси, клином. Шесть раз прошли туда-сюда, и весь клевер пудрой покрылся. «Сельхозхимия» заработала двести рублей да в три раза больше за фосмуку. Просто и сердито, всего за два с половиной часа работы.

Михаил Иларионович, перед глазами которого прошла эта скорая, нужная земле работа, по какой-то ассоциации вспомнил недавнее, неустроенное, когда подкормка вот такого же поля оборачивалась процессом многодневным, хлопотным и не всегда грамотным и своевременным. Машины были не те, удобрения валялись месяцами под открытым небом, сливаясь в камень, который потом не знали, куда девать и как скрыть от глаз людских. Люди были другие. Огромные перемены за десять — пятнадцать лет. И все же… Вздохнул, пожалел он — почто такое богатство, такая техника и лучшие мастера далеко отодвинулись от родной земли, не в распоряжении земледельца, коему дано владеть и княжить своей землей? Вот, пожалуйста, приезжают, как чужая рабочая сила, за которой нужен глаз да глаз! Не окажись здесь агронома, эти самый хлопцы могли рассеять удобрение и кое-как, и не там, где нужно, лишь бы с плеч долой да скорее в другое место, на заработки тех самых пятисот целковых, в погоне за которыми они и оторвались от земли, от колхоза. Потеряв связи с родной деревней, мастера превратились в артельщиков. Перекати-поле. Вроде та же работа, что и прежде. Но потерялась в них, любовь к дедовскому, исконному, перегорели корни, связующие крестьянина с природой. А без этой любви нет и цельного мастерства, какое у Мити. И Митя бесконечно дороже любого из этой приезжей троицы.

Добрый день зрелого лета расторопно и ловко очищал с восточной стороны небосвод. Облака собирались в розовые складочки и отваливали к горизонту, где и вытаивали. Над миром засияла сплошная голубизна. Солнце брызнуло. И враз утихло движение воздуха, все замерло, нежась в светлом тепле. Выпрямились просохшие травы, раскрыли свои разноцветные головки, засветились кусты лещины, а тихий лес за лугом, пронзенный лучами, утерял сумрачный свой вид. Лениво попискивали зяблики. Сильней запахло из низины мятой, сладко дали о себе знать донник и душистый горошек. Ароматная волна цветов и подсыхающей зелени выстаивалась теперь над лугом. Выселковские хаты на приподнятом левобережье смотрелись под солнцем картинно, как прибранная к празднику берендеевская усадьба, вся в светлой зелени и на фоне темной стены леса за огородами. Гул моторов двух работающих машин вязнул в запахах и теплыни, сделался глуше и вроде бы отодвинулся. Савин, заглядевшись на ожившие под солнцем родные места, снова оказался во власти той великой нежности, что уже не раз околдовывала его у ручья с родниками, в перелесках и на крылечке материнского дома.

— Подпишем, хозяин? — Механик отряда деловито протягивал ему бумаги. Требовалось подтвердить отработанную площадь и качество работы.

— Спасибо, — сказал Савин, подписавшись. — Хорошо получилось.

— А не повредит мука молодые листочки?

— Роса за ночь отмоет, а до того ветерком сдует. Вовремя вы подъехали. Куда теперь?

— Куда прикажут. — Механик сказал это тускло, с неохотой. И даже отвернулся. Видать, не все у него в душе спокойно.

— У вас как в армии, — усмехнулся агроном. — Восток, запад, юг, север. Не побаливает душа, не хочется на землю, где родился и вырос?

— Бывает, конечно, — признался механик. — Но ведь как говорится: рыба ищет, где глубже… Мы вот в сельхозхимию подались, другие — в область, дома городские строить, третьи — и вовсе на БАМ, а то и на север. От добра добра не ищут, от худа бегут. Будет в деревне порядок и покой, тогда и вернуться можно. Не будет — так и станем кататься по миру. Видать, время такое настало, хочешь не хочешь…

— Вот ты про Зайцева спросил, — вспомнил Савин. — Он не жалеет, что остался. Порядок наводит сам. Преуспел. В прошлом году заработал чуть поменьше твоего. И никаких — «куда прикажут». Сам всем пример показывает, сотоварищей нашел. И с охотой работает.

— Однако договариваться с нами ездили в район вы, а не Зайцев…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза