Девять хат окнами на Глазомойку

Как раз открылась дверь. Первой на крыльцо выплыла Марья Михайловна Тимохина, празднично приодетая, в цветном платочке и с букетом ромашек. Увидев машины и приезжих, она попятилась было назад. Но уже выходили Дьяконов и Савин, оба при галстуках, у каждого расшитое полотенце через плечо, оба с добродушно смешливыми физиономиями. И тоже сконфузились. Из-за ихних плеч выглядывали Зина и Катерина Григорьевна, протискивались любопытные дети.

— Вот так-так! — сразу нашелся Сергей Иванович. — Еще гости дорогие прибыли, — минута в минуту. Милости просим! — и поклонился с какой-то старинной церемонностью.

— У вас праздник? — Глебов удивился.

— Праздник, праздник. И вы очень даже кстати. Будто знали и поторопились. Сюда, пожалуйте, ко мне. Вот видите, сватами идем. Григорьевна, быстренько еще два полотенца!

— Свадьба? — Глебов наконец догадался, что происходит. — Кто это женится в летнее время? Еще не бывало…

— Ну, до свадьбы и у нас далеко. Пока только к невесте идем, засватать торопимся, пока не уехала. Одевайте-ка полотенца, товарищи руководители. Дело, скажу, непривычное, как-то разучились мы… Зайцева хотим оженить, Аркадий Сергеевич, вот какой у нас праздник. Закоренелого холостяка-одиночку спешим в семью упрятать. Так оно надежней и для деревни лучше.

— Так вот и сегодня? — с некоторой обидой за отсрочку задуманного другого торжества спросил Глебов и переглянулся с насмешливо-невозмутимым Румянцевым.

— Еще как срочно-то! Невеста залетная, пока она на гнезде, а то, не дай бог, слетит — и поминай как звали. Что тогда Зайцеву останется? Ужель и его упустим? А тут в перспективе еще мамаша невестина с младшей дочкой приедут и останутся в выселках… Так что общее благо. И счастье нашего Мити. Забота о кадрах, если угодно.

— А где молодые?

— Жених дома сидит, срока своего ждет, как ему и положено. А невеста у Настёны с подругой, это дачницы ее, значит. Небось уж все глаза проглядели, нас ожидаючи.

И, взяв под руки руководящих товарищей, Дьяконов, а за ним хвост из взрослых и детей — все отправились к дому Настёны.

Митя, Веня и Марина топтались на зайцевском крылечке. Завидев церемонию, они юркнули в хату.

Настёна, в светлой кофте и клетчатой паневе, от которой исходил запах нафталина, поскольку юбка нетронуто пролежала в сундуке не одно десятилетие, пока, ко всеобщему удивлению, снова не вошла в моду, сама, значит, Настёна, принаряженная и на удивление торжественная, уже стояла на крылечке, полная волнующих, из юности залетевших мыслей. Она заменяла невестину мать, оповестить которую недостало времени. При подходе сватов все кланялась и кланялась, не без испуга углядев, кто пожаловал к ним вместе с кудринскими.

Не знал Сергей Иванович старых обычаев сватовства, но кое-что ему рассказали, а уж остальное нашлось и свое, отеческое, из прошлого. Перед крыльцом председатель остановился, отвесил поклон Настёне и вымолвил тоном лукавого сказочника:

— Тут, сказывают, Настёна, драгоценный товар для нашего добра молодца скрывается. Уж не откажи ты нам, купцам неумелым, позволь глянуть да выспросить, по нраву ли, по вкусу ли придется этой девице наш добрый молодец.

— Проходи, купец, в горницу, погляди-погуторь, авось сойдемся в цене-знании. Всех милости просю…

И Настёна посторонилась, пропуская сватов с полотенцами. Сама же и проскользнула за ними.

В горнице стоял накрытый стол, из кухни пахло вкусным — жареным. А у стены под образами жались плечом к плечу две симпатичные девушки. Они пылали от радости и страха, одна в платочке, старшая, значит, а другая простоволоса, светла, с ямочками, на щеках. Столько народу набилось, столько глаз на них смотрело, что готовы они были провалиться перед этими дядьками, которые так разглядывали девушек. Борису и Глебу для любования неожиданными событиями пришлось на четвереньках протискиваться под ногами взрослых, чтобы оказаться на переднем плане, откуда видней.

— Поклонитесь гостям, девоньки, — пропела Настёна. — А ты, Ленушка, ступи вперед, до тебя у купцов разговор-от.

И вот тогда Сергей Иванович махнул рукой на старый обряд. Он подошел к Ленушке, взял ее, готовую сгореть, за плечи, повернул туда-сюда, вроде бы оценивая, и сказал:

— А ведь мы с тобой знакомы, милая. В работе тебя видел, на лугу. И тогда позавидовал твоему проворству и красоте. Ты мне вот что скажи: по душе ли тебе наш Митя?

Ленушка кивнула раз, другой и — глаза в пол.

— Не-ет, так негоже. Ты громко перед сватами скажи — любишь ли? Это знать непременно!

— А он? — растерянно спросила Ленушка, как-то враз одолев робость.

— Вот те раз! — Сват только руками развел. — Да рази вы не объяснились?

Ленушка стыдливо молчала. Наступило некоторое замешательство. Ксюша толкала подругу в бок. Но та упрямо молчала.

— А ну, Митю сюда! Быстро! — крикнул Дьяконов.