Девять хат окнами на Глазомойку

— За что же? За добро? Вместе и поужинаем. Проходите, я быстренько.

Не хороня улыбки, он торопливо вытерся чистым полотенцем. Все как у семейного. Отчего-то сделалось легко и весело. Надо же, какие заботливые. А вот он… О чем говорить с девушками?

Ужинали они втроем. Подавала Ленушка, а Ксюша подсказывала, что и как. А когда Ленушка принялась наливать чай, Ксюша потихоньку вышла. Оставшись с глазу на глаз с Митей, Ленушка затихла, разговор у них расклеился, она заторопилась мыть посуду, а как вымыла, так к дверям. И от дверей сказала:

— Я пойду. До свиданьица.

Но Митя перехватил ее, взял за руку и в глаза заглянул.

— Останься, — сказал просительно.

— Как это? — Брови ее поднялись, в глазах мелькнул испуг.

— А так. Останься, и все. — Он и сам не знал, что говорит. Голос перехватило от волнения.

— Да ты что, Митя! В уме ли? Как же я людям в глаза посмотрю завтра? Или ты думаешь, что я из таких…

Глаза ее наполнились слезами, а губы задрожали от обиды.

Он отпустил ее руку. Ленушка перевела дух.

— Спасибо за ужин. И за все. — Теперь голос Мити звучал сухо, отчужденно.

— Уж и обиделся сразу. Ты подумай, без году неделя знакомы, а ты вон что предлагаешь. Стыдно так, Митя.

И сама взяла его за руку.

Он молчал, смотрел в сторону и загнанно дышал. Так они и стояли у приоткрытой двери.

— Ты ложись, устал небось, лица на тебе нет. Ложись. Я пока выйду, а потом на минутку зайду к тебе, посижу, ладно? — голос ее звучал ласково, по-матерински.

Сказала — и за дверь.

Митя постоял, разделся и лег. Но тут же вскочил и погасил свет. А через минуту открылась дверь. И опять щелкнул выключатель. Он зажмурился. Ленушка подошла и безбоязненно присела на край кровати.

— Ну? Песенку тебе спеть? «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю».

— Лен, — хрипло спросил Митя. — Ты одна? Ну, это… Замужем не была? Свободная?

Она вздохнула.

— Свободная. Двадцать третий год пошел, а вот…

— Чего так?

— Жениха не нашла. В деревне у нас нету, а в городе вязались, да все какие-то не такие! Я хочу настоящего, на всю жизнь. Чтоб семья. И дети. Как у моей мамы. Нас у нее двое. А отец умер. Давно. Вот я и поехала на стройку, деньги для семьи зарабатывать. Да что-то плохо зарабатывается. Но все-таки посылаю десятку-другую. Сама кое-как. А в колхозе у нас плохо. У нас лен сеют. Он вырастает, а убирать некому, гниет. Потому и заработки плохие. А вот таких дельных ребят, как ты, не осталось. Поразъехались.

— У нас тебе нравится?

— Тут хорошо. Порядок. И люди добрые, вроде родные. Ну конечно, на работе за столько-то лет все сдружились, да?

— Вот и переезжай к нам. Со всей семьей.

— Как это? А жить где?

— Два дома пустые стоят. Попросим Дьяконова. И семья твоя будет работать. У нас хороший заработок.

— Почему это моя семья? А я что же?

— А ты со мной. Вот в этом доме. А можно и всем вместе. Тоже не тесно.

— С ума сошел! — И Ленушка густо, до слез покраснела. — Я не знала, что ты шутник.

— Я не шучу, Ленушка. Если ты согласишься…

— Да как же без любви-то, так, сразу? Вроде по договору. — Она встала и от кровати отошла. Стояла и не знала, куда руки девать, куда смотреть. — Ты больно скорый. Фу, даже жарко стало. Ой, Митя, уже поздно. Ксюша заругается, я пойду.

Но не уходила, все топталась посреди комнаты. Митя лежал и, не отрываясь, смотрел на нее. Было в его глазах такое обожание, такая надежда, что она вдруг подошла и поцеловала его в щеку.

— Спи. Спокойной ночи! — И пошла, по пути погасив свет.

Утром она увидела Митю уже на туманном лугу. Он ворочал копны: они повлажнели и были тяжелей, чем вчера. Митя кивнул ей и Ксюше, та с удивлением воззрилась на подругу: смотрите, даже не подошел после вчерашнего, о чем Ленушка подробно доложила. Чего это он?

Уже накрапывал дождик, все торопились. Марина в голубом плаще поглядывала из-под капюшона, выгребала остатки сена. Копешки таскал Вася. Он рассказал Мите про вчерашнее, и тот поморщился, глянул на Зину и сказал: «Разберутся сами». Зина с матерью раскатывали от навеса к скирдам тяжелый кабель, два электрика — шефы — ставили рядок столбиков, чтобы навесить временную проводку. Сгружали какие-то тяжелые железки. Все работали молча. Небо не предвещало добра.

Часам к трем стащили последние копны. И все собрались у скирды. Зина забралась наверх помогать. Она укладывала навильник за навильником, Силантий только успевал поправлять да очесывать.

Механики прикручивали мотор и вентилятор к брусьям. Подключили кабель. Загудело басовито, вентилятор погнал воздух. Веня дал тросик Васе, сказал:

— Пролезь в дыру, мы мотор подтянем.

Вася пополз под скирду. Его долго не было, потом голова показалась с другой стороны, он отфыркивался, как жеребенок, сказал, что в дыре больно тепло. Вентилятор затянули глубже, мотор закрыли кожухом, чтобы не искрил. И включили ток. Струя воздуха прошила тоннель, через рыхлое, еще не слежавшееся сено пошла по сторонам.