Девять хвостов бессмертного мастера. Том 4

Ху Фэйцинь медленно открыл глаза. Из-под ресниц расплескалась кромешная тьма, в которой не было даже зрачков.

Открыл глаза не Ху Фэйцинь, а Великий.

[413] Учёный из Саньцзина

Люди Саньцзина, Третьей столицы, называли У Цяньхэна учёным и относились к нему с должным уважением. В изящных искусствах ему не было равных: он владел каллиграфией, блистательно писал картины и в совершенстве знал тысячелетнюю поэзию. Поговаривали, что он расписывал ширмы для дворца восьмой наложницы правителя Саньцзина.

Откровенно говоря, учёным У Цяньхэн не был, поскольку не сдал государственный экзамен: он был слишком беден для этого. Прадед его был министром императора прошлой династии, но былая слава и богатство развеялись, как дым над погребальным костром, семья обеднела и прозябала в безвестности на окраинах Саньцзина.

Отец У Цяньхэна давно умер, оставив вдову с шестью детьми, из которых выжили лишь двое, и теперь У Цяньхэну приходилось заботиться о престарелой матери и младшей сестре, держа в памяти, что для девушки нужно собрать приданое. Ей встретился хороший человек, но родители его потребовали щедрое и непомерное приданое, и теперь двое влюблённых страдали в разлуке.

У Цяньхэну к тому времени исполнилось двадцать восемь. Его светлая кожа и правильные черты лица выдавали благородное происхождение, природное изящество отражало красоту его тела, не затмевая красоту души. Но, каким бы красивым ни был юноша, если он беден и честен, то судьба его незавидна.

Работая счетоводом в суконной лавке, получал он сущие гроши, потому давно оставил мысли о женитьбе: кто пойдёт в дом бедняка, кроме беднячки, а они были не ровня ему. То, что удавалось получить приработкой – за написанные письма или уроки, – он откладывал для младшей сестры.

Мать его рассказывала, будто родился он в ночь красной луны, которая не сходила с небосвода до полудня, потому его и назвали Цяньхэном[9].

В день рождения ребёнка приглашали монахов, чтобы предсказать судьбу. Отец У Цяньхэна послал за монахом, но тот пришёл сам, ведомый красной луной. Он предрёк ребёнку великую судьбу, если только он преодолеет год становления, и величайшую, если умрёт раньше. Родители не поняли, как такое возможно, но монах лишь записал предсказание и ушёл, даже не взяв денег за проведённый ритуал.

Год становления, тридцатый год жизни, самый важный в жизни мужчины, У Цяньхэн ждал без особого трепета. О предсказании монаха он знал, но суеверен не был: двадцать восьмой год уже был прожит, близился двадцать девятый, а в жизни его до сих пор не произошло ничего великого, если не считать хорошую репутацию и вполне заслуженное уважение.

«Монахи тоже люди, – думал У Цяньхэн, – все ошибаются».

В тот год суконная лавка разорилась, и У Цяньхэна уволили, он не смог получить даже то, что заработал: суконщик пошёл по миру, работникам досталось лишь по отрезу ткани, неплохой, но невзрачной, как крылья вечерниц. Ткань пошла на одежду У Цяньхэна.

В новом, но бесхитростном одеянии У Цяньхэн поутру отправился в город искать работу. Он обошёл две дюжины лавок, но во всех получил отказ. Владельцы ничего не объясняли, просто выпроваживали его за порог. У Цяньхэн предположил, что из-за разорения суконщика по городу пошли слухи, будто бы виновен в том счетовод, потому ему и отказывают. Омрачённый, он подался домой.

Возле дома стояла добротная повозка, запряжённая холёными лошадями. У Цяньхэн поспешил войти. Мать хлопотала, принимая важного гостя. Это был управляющий семьи Чэнь, богатейшей семьи Саньцзина, поместье которой раскинулось по всему восточному берегу реки Сы-хэ. У Цяньхэн несколько раз расписывал для них ширмы, потому был знаком с управляющим, но в поместье Чэнь никогда не был. Вероятно, управляющий привёз очередной заказ. У Цяньхэн приободрился.

– Сяоэр[10], – запросто и с лёгким снисхождением в голосе сказал управляющий, – слышал, суконная лавка разорилась, и ты потерял место? Посчастливилось найти новое?

У Цяньхэн покачал головой:

– Нет, господин. Лавочники не захотели меня брать.

– Потому что я им запретил, – сказал управляющий, посмеиваясь в усы, – не то бы тебя у меня увели из-под носа, а мне поручено нанять тебя для работы в поместье Чэнь.

У Цяньхэн некоторое время обдумывал услышанное, после спросил:

– Работа в поместье Чэнь?

– Сяоцзе[11] должна научиться изящным искусствам, – сказал управляющий. – Господин Чэнь велел нанять учителя на год.

У Цяньхэн слышал, что семья Чэнь бездетная, а Сяоцзе приходится им не дочерью, а племянницей, лет ей, должно быть, шестнадцать или семнадцать, но она никогда не покидает поместье и живёт затворницей.

А ещё он слышал, что учителя, которых нанимали в поместье Чэнь, несказанно разбогатели, некоторые даже получили завидные должности в Третьей столице.

Управляющий вытащил из-за пазухи мешочек и положил на стол:

– Задаток. Столько же получишь в конце года за выполненную работу.