Девять кругов любви

Он не подозревал, что его удивление покажется Сеньке скорее обидой, чем похвалой. Так обычно недоумевали окружающие, глядя на сенькину не слишком симметричную физиономию, красную от постоянного возбуждения, с большим носом и обратно пропорциональным подбородком. Он был копией своего отца, а через него унаследовал типичные черты предков, как бы обезображенных кривыми стенами средневекового гетто. Отвлечься от собственной внешности гаера Сеньке с ранних лет помогали книги, которые он поглощал, как воздух, переходя от одной опустошенной библиотеки к другой. Но, насытившись чужой мудростью, он, уже зрелый юноша, стал искать более полезное занятие, потому что вывод из всех этих романов и исторических повествований был безнадежен: мир никогда не принадлежал поэтам и философам, познавшим его красоту и глубину, а невежественным мерзавцам – диктаторам, политиканам, спекулянтам, – и только они владели им в полное свое удовольствие.

В шестнадцать лет Сенька, с отвращением бросив учебу, пошел торговать.

Он научился обманывать новоявленных коллег в делах, никогда не пугая их бесполезным грузом своих знаний и мыслей, что, подобно привязанной к ногам гире, мешали ему подниматься по шаткой лестнице корысти и обогащения. Очень редко позволял он себе расслабиться в затейливой остроте, надеясь, что это будет воспринято как неудачная шутка. Постепенно его внутренняя жизнь стала тайной для близких и даже для Андрея. Только Клара, единственная, перед которой он обнажал свою душу и тело, знала все…

– Видел кого-нибудь из наших?

Сенька кивнул…

В Питере проходила какая-то международная конференция, и свободных мест не оказалось. Чудом он нашел комнату в неизвестной гостинице с аляповатой и блестящей дешевым золотом отделкой, о которой говорили, что она незаконно построена новым русским и подлежит сносу. Но близость к Летнему саду была неоспоримым преимуществом.

Портье, протягивая ключ, сказал:

– Вы можете пройти в голубой зал, где дирекция устраивает вечер для наших гостей.

Проголодавшемуся Сеньке приглашение было очень кстати. Он пошел на звуки музыки и очутился среди танцующих пар, между которыми ловко балансировала девушка сразу с двумя подносами. Взяв бокал красного вина и тартинку с сыром, он чуть не опрокинул все на себя, потому что дорогу ему преградил ухмыляющийся и не очень трезвый мужчина.

– Шулем! – процедил тот. – Здесь частная вечеринка.

Сенькины щеки побагровели. Когда-то в таких случаях он реагировал быстро, не задумываясь о последствиях. Сенька с удовольствием вспоминал питерского соседа, тоже большого любителя идиш, который долгое время не появлялся на улице после кое-каких поправок, внесенных сенькиным кулаком в его артикуляцию. Но годы, минувшие с тех пор, как он уехал отсюда, размягчили, обезоружили его. Облазив вдоль и поперек Европу, он нигде, даже в Германии и Австрии, не ощущал свою обособленность, и только сейчас, на Родине, той, что разгромила Гитлера, Сеньку сразу вычислили по неарийскому черепу и носу.

Он растерялся. Еще одно увеличивало его неуверенность – высокие стены, обитые темно-коричневым деревом, которые свидетельствовали, что он находится не в голубом зале. Все и впрямь выглядело так, будто Сенька позарился на халяву. Черт, мелькнула мысль, надо бы объяснить, что я ошибся, но тут его плечо сжала мощная ладонь:

– Этот господин со мной!

Его заступник представлял собой глыбу мускулов, вздувавшихся под отлично сшитым костюмом. Он бесцеремонно повел Сеньку к стрельчатой нише, откуда махала ему женщина в розовом платье.

– Оля!

– Аиньки! – откликнулась она, поправляя белую косу, уложенную вокруг головы.

Его усадили за щедро накрытый стол, налили виски, стали угощать балыком и красной икрой. Еще не забыв недавнее унижение, Сенька по-барски кинул официанту:

– Есть у вас хороший коньяк?

– По заказу – даже свежее птичье молоко!

Сенька протянул «Визу».

– Тогда принесите Мартель ХО!

Он знал, что это дорого, и все же неприятно удивился: двести долларов. Впрочем, ему, заработавшему на поездке в Питер кучу денег, можно не скупиться.

Вокруг стоял шум, смех. На сцене вульгарная девица пела, взбрыкивая костлявыми ногами:

–  Так пустите меня в Гималаи,

Там, где горы стоят в тишине,

Там раздеться смогу догола я

И никто не пристанет ко мне…

– Какая пошлость, – поморщилась Оля.

Сенька поднял рюмку:

– За тебя! За ту милую провинциальную девушку, которую не заслонила твоя нынешняя зрелая красота!

Она кинула своему спутнику:

– Учись, Витек, как нужно врать даме…