Девять месяцев на прощение

– Яся… Погоди, дай мне раздеться, нетерпеливая женщина… – бурчит он вроде бы сердито, но в глазах стоят смешинки, и я вижу, что он доволен столь бурной встречей. Обнимает меня, быстро целует прохладными губами, ласково проводит ладонью по моему выдающемуся вперёд животу. – Как ты себя чувствуешь? У тебя ведь на завтра приём врача назначен, я правильно помню?

– Правильно, – хмыкаю я. За моим здоровьем Арслан следит внимательнее меня самой. Без него я бы наверняка и приём витаминов пропускала.

Спустя несколько минут Булатов подхватывает на руки Гошку, и тот начинает рассказывать ему про наши снежинки, а затем идёт их показывать. За окном вечереет. Декабрь, а вместе с ним и год подходит к концу.

Эльвира

Я сижу на диване в уютно обставленной, но всё же имеющей малого общего с настоящим домом больничной палате. Напротив меня – моя мама. Её руки нервно перебирают бахрому наброшенной на плечи шали.

– Мама, я теперь встречаюсь с Дамиром Булатовым, – рассказываю ей, даже не зная, слышит ли она меня. Понимает ли? Её взгляд – отсутствующий, пустой – безмерно пугает меня, но я стараюсь этого не показывать и натягиваю на лицо улыбку. – Он очень хороший, знаешь… И никогда меня не обидит. Правда. Я уверена.

В ответ – ничего, кроме глухого молчания, но я продолжаю говорить с ней так, словно передо мной по-прежнему моя мать, такая же, как обычно, а не безжизненный манекен с её лицом.

– А наша Луиза… Она просто молодец. Представляешь, занялась ирландскими танцами, сама пошла и записалась! И преподаватель её очень хвалит… Сказал, очень талантливая девочка. Ну, это у неё от меня. И от тебя… – добавляю тихо, вспомнив, что когда-то мама увлекалась музыкой, играла на пианино, и говорили даже, что у неё абсолютный слух.

Отец женился на ней, когда она была совсем молода и наивна, совершенно не знала жизни, а в нём наверняка видела лучшего человека в мире, потому что ей особо не с кем было сравнивать. Да и до свадьбы он вёл себя иначе. Воспитывал и лепил для себя и под себя жену, которая была бы именно такой, как удобно для него самого. Не думал о её способностях, мечтах, надеждах на будущее. О том, что мама могла стать кем-то в этой жизни, а не просто его тенью.

А позже он злился на неё за то, что у них не было сыновей. После Лу мама больше не могла родить. Я же разочаровала отца во всём, раздражала его своими попытками идти наперекор родительской воле и тем, что пыталась защитить от него мать и сестру.

– Когда-нибудь Луиза будет выступать на концерте, а ты будешь смотреть на неё с первого ряда, – обещаю я маме. – Так и будет. Обязательно.

Выходя из палаты, не могу сдержать слёз. Они жгут глаза, солёными ручейками текут по щекам. Вытираю лицо платком и, ничего не видя за этой пеленой, натыкаюсь на маминого лечащего врача. Он удерживает меня за плечи, а затем подводит к креслу для посетителей в углу, усаживает в него и приносит стакан воды. Выпиваю до дна содержимое стакана и, всё ещё всхлипывая, благодарю доктора за помощь.

– Не переживайте так, – произносит он. – В состоянии вашей матери уже наметился прогресс. Она поправится, я уверен.

– П… правда? – с надеждой спрашиваю я. Да, мы с мамой далеко не всегда находили общий язык. Зачастую та занимала сторону отца. Но всё же мне невыносимо видеть её здесь, такой, какая она стала после его ареста. Мне нужна моя мама, а ещё больше она нужна Лу, которая, я знаю, очень по ней скучает, хоть и не подаёт вида, чтобы не расстраивать меня ещё больше. Чтобы я не подумала, будто плохо о ней забочусь. – А когда… когда ей станет лучше?

– Психиатрия далеко не всегда точная наука, увы, – вздыхает собеседник. – Душа человеческая – загадка даже для нас. Но, уверен, со временем всё придёт в норму, и мы сможем её выписать.

Вытираю слёзы вторым бумажным платочком – первый уже совсем промок. Забираю своё пальто из гардероба и выхожу в прохладу зимнего вечера. Иду по больничному скверу, глядя на синеющее небо и продолжая думать о маме. О том, что она так ничего и не сказала мне в ответ на все мои рассказы. Где-то сейчас её мысли? Знать бы… Может быть, в них она возвращается в прошлое, когда ещё верила в то, что счастливая семейная жизнь с Артуром Багримовым возможна и реальна?..

Я очень надеюсь на её выздоровление. Особенно сейчас. Ведь говорят, что под Новый год случаются чудеса.

А ещё мне очень хочется, чтобы мама смогла разделить со мной моё счастье. Счастье от того, что мы с Дамиром теперь по-настоящему вместе. Что моя первая любовь, которую я ещё недавно считала невозможной, оказалась взаимной.

Будто на расстоянии угадав, что я о нём подумала, Булатов звонит мне. Спрашивает, надо ли забрать меня из клиники. Отвечаю, что доберусь на такси. Не хочу, чтобы он видел меня такой – расстроенной, заплаканной. Но Дамир понимает, что что-то со мной не так, а потому немедленно предлагает вариант провести вечер не дома.

– Пройдёмся по магазинам, а затем кино и ужин, – говорит он. – Нам ведь всё равно надо купить всем подарки! Так как, согласна?