Девять месяцев по контракту (СИ)

Следует моя слабая отчаянная попытка. Варвара Степановна недовольно мотает головой, но вслух недовольства не высказывает. Просит меня повторить и вложить в потуги максимум силы, чтобы помочь ребёнку. Ведь ему сейчас тоже непросто. Он будет без материнского тепла и тёплого молочка. Надеюсь, что Багримов сумеет сделать его счастливым. В следующую потугу я беру себя в руки и максимально стараюсь. Не могу позволить малышу страдать внутри меня. Я так отчаянно хочу ему помочь, что не сразу осознаю — у меня получилось. Получилось!

Его маленькое тельце оказывается в руках акушерки. Личико сморщенное, недовольное. Тело в смазке, волосики чёрные. Я не могу поверить в то, что вижу его. Медсестра похлопывает мальчика по спинке, и по палате раздается негромкий крик. Такой тонкий и беззащитный, словно у котёнка. Хочется взять его к себе и пожалеть, но нельзя.

В груди жжёт от радости и горечи одновременно. Слёзы катятся крупными горошинами по лицу, и я смеюсь. Похоже на сумасшествие какое-то. Наверное, это нормально, потому что пуповину между нами с малышом перерезают, и медсестра, замотав ребёнка в пелёнку, уносит его прочь.

— Не реви! — прикрикивает Варвара Степановна. — Кому говорю, не реви! Про дочку думай. Скоро квартиру купишь, ремонт сделаешь. Другие хлопоты, новая жизнь.

Глава 15.

* * *

— Доброе утро, Яна, — произносит Варвара Степановна, остановившись у моей кровати.

С трудом отрываюсь от подушки и сажусь. Этой ночью мне так и не удалось уснуть, поэтому сейчас голова будто чугунная, а перед глазами слегка плывёт.

— Доброе утро, — киваю в ответ.

Хотя его вряд ли можно назвать добрым. За окном тарабанит затяжной майский дождь, тело ломит от боли, а о моральном состоянии я и вовсе молчу. Ночью я наивно полагала, что утром меня «отпустит», и я смогу адекватно реагировать на то, что произошло. Но чуда не случилось. Меня по-прежнему раздирает на части от противоречий. Я успокаиваю себя тем, что всё сделала правильно — осчастливила Багримова наследником, заработала при этом денег на жилье, но мысли мои сейчас совершенно не о материальном. Они где-то там, рядом с малышом.

— Как себя чувствуешь?

— Всё хорошо, — привираю, чтобы не казаться уж совсем жалкой в глазах постороннего человека.

К счастью, меня определили в одноместную палату двумя этажами ниже. В этом крыле совсем не слышны крики детей и рожениц. Наверное, это стандартная практика для суррогатных матерей — сделать всё возможное, чтобы они не видели и не слышали того, что где-то здесь поблизости есть дети.

— Багримов просил передать тебе деньги.

Варвара Степановна достает из кармана пухлый белоснежный конверт и протягивает мне.

— А он… он сам не придёт?

Я должна радоваться, что в конверте есть сумма, благодаря которой мы с Лизой можем начать новую счастливую жизнь, но тяжесть в грудной клетке только разрастается, не давая мне возможности мыслить позитивно. Сейчас я думаю о том, что совершила ошибку, ввязавшись во всё это. Быть безэмоциональной и чёрствой женщиной-инкубатором не по мне. Я не справилась с собой. Не смогла.

— Нет, Яна, он не придет, — на строгом лице Семеновой внезапно мелькает явное смятение. — Не до этого ему.

— Что-то случилось?

— Ну с чего ты взяла? — складывает руки на груди.

— Я это чувствую.

Варвара Степановна закатывает глаза и садится рядом со мной на кровать.

— Ладно, скажу тебе по старой дружбе, но больше ничего не спрашивай меня, — начинает Семёнова. — Ребёнка готовят к операции. Диагноз, который был во время беременности, подтвердился, поэтому Тимур Каримович и попросил меня произвести расчёт с тобой.

— Я… я могу чем-нибудь помочь? — спрашиваю сдавленным голосом.

Слёзы непроизвольно катятся из глаз и остановить саму себя кажется невозможным.

— Ну чем ты поможешь, детка? Багримов обеспеченный человек, поэтому всё пройдет на высшем уровне. Он знаешь сколько профессоров собрал? — она хмыкает и осторожно касается рукой моего плеча. — Я тут подумала, Ян. Могу отпустить тебя домой к вечеру, если будешь хорошо себя чувствовать.

— Домой? Уже?

— Для суррогатных матерей это нормальная практика — тебе любой психолог скажет. Нечего себе душу терзать. Дома дочка, мама, дела, заботы. Отвлечешься и со временем всё пройдет.

— Правда?

— Ну конечно! — усмехается она. — Таких, как ты, у меня много было. Зашуганные, грустные, проблемные, а через годик-другой опять прибегали по второму кругу.

— Нет, я больше не приду, — отрицательно мотаю головой. — Лучше в ипотеку влезу и подработку себе найду.

Семёнова поднимается с моей кровати и направляется на выход.

— Как знаешь, я никого силой не заставляю, — пожимает плечами и касается дверной ручки. — Выписка будет к семи готова. Можешь собирать вещи и звонить своим родственникам, чтобы забирали. А, нет, я сама матери твоей позвоню.

— Не нужно. Спасибо, Варвара Степановна. За всё спасибо.

— Не за что, Яна. Только, пожалуй, перед выпиской психолога к тебе направлю, — щурит свои серые глаза доктор. — Не нравишься ты мне, детка.