Однажды глубокой ночью мать разбудила меня, посадила на правое плечо и принялась взбираться по одной из ветвей нашего самого высокого дерева. Восхождение казалось мне бесконечным. По какой-то причине она остановилась, не достигнув самой вершины. Несомненно, великанша хотела защитить нас, укрыть (вновь) под щитом древесной кроны…
Только из вышины доносились отдалённые раскаты, от которых ревел весь лес. Толчки, взрывы, новая угроза, которую я не знала, обретаясь на земле. Я не знала, какие бури или чудовища могли вызвать их. Казалось, грохот разносится издалека. И вот, к гвалту добавился новый запах, едкий и жгучий, заполнивший мои ноздри и заставивший сердце сжаться. То был запах огня, угольный смрад пепла. Закрыв глаза и заткнув обеими руками уши, я закричала, требуя спуститься вниз. «Быстрее!» И ещё быстрее.
В ту ночь зоркий глаз великанши спас меня от смертельной опасности. Повсюду царил хаос. Лес служил нам прибежищем. Я должна была оставаться здесь, с ней. Навсегда.
Как бы то ни было, годы шли, моё любопытство росло, и я пыталась выпытать у неё ответы на важные для меня вопросы:
– Скажи, ты уверена, что я такая одна? Совсем-совсем одна? У меня нет брата? Или сестры? Как было бы здорово…
Тогда, в попытках обмануть время, мать подхватывала меня, поднимала над головой и кружила. Точно так же великанша играла бы с сучком или выпавшей из гнезда белкой, которую она бы затем вернула в дупло. Из её глотки вырвалось лёгкое рычание, и я поняла: мои расспросы начали раздражать её. Зачем нам кто-то ещё? Нам хорошо вдвоём. Мать и дочь. Только мать и дочь.
И вот однажды наступил день, когда я впервые увидела лужу. Странно, но до того я ни разу не интересовалась тем, как выгляжу. С трудом могла подсчитать, сколько мне лет. Что-то между восемью и десятью? Я была лишь маминой дочкой, но такого крохотного роста по сравнению с ней, что она, должно быть, уже немного разочаровалась во мне…
Однажды, когда мы были у водопада, я не стала, как всегда, умываться, но встала и выпрямилась. Как учила моя великанша, я оставалась начеку. Я дрожала от мысли, что в любую минуту может появиться какой-нибудь свирепый зверь и сожрать меня, такую беззащитную перед ним. Зверь, которого я никогда раньше не встречала.
В тот день я склонилась над лужей в углублении скалы и погрузила обе руки в холодную воду, чтобы умыть лицо. Ощупывая лицо, я не обнаружила ничего нового. Те же мелкие черты, что и в детстве: два уха и мягкий, словно мох, рот.
Когда я вновь склонилась над лужей, рябь на поверхности воды уже успокоилась, и, к моему удивлению, там показалось отражение, которое могло быть только моим.
Удивление мурашками пробежало по коже. Его сменил сначала страх, а затем стыд. Какая я уродливая! Мне бросилось в глаза очевидное: я совсем не похожа на женщину, которая меня родила. Мои уши, рот, бледная кожа и два глаза.
Два глаза! Ничто во мне не напоминало мою великаншу.
В тот день я принялась громко требовать ответа:
– Откуда я? Откуда я на самом деле? Посмотри на меня! Скажи мне!
Великанша неизменно указывала на мою колыбель из мха. Она повторяла жесты, благодаря которым я появилась на свет. Её взгляд говорил мне об этом – и о её бесконечном счастье. Мама не умела лгать. Она не знала ни такого слова, ни его значения.
Прошло ещё несколько лет. Я изо всех сил пыталась верить ей. И всё же что-то между нами изменилось безвозвратно. Я проводила всё больше времени на берегу реки. Изучала каждую чёрточку, ощупывала каждый сантиметр кожи; всё во мне колотилось и бурлило в желании понять. Вскоре мама заметила моё беспокойство. Я больше не могла усидеть на месте. Она пыталась вновь заинтересовать меня, развлечь, изо всех сил показывала свою любовь. Но другого объяснения предложить всё равно не могла. Мама поняла, что у неё не осталось выбора.
Из страха окончательно потерять меня великанше пришлось раскрыть мне тайну.
Она дождалась утра моего пятнадцатилетия. Природа, словно предвидя грядущее великое потрясение, залила небо над нами пылающим рассветом. Я наблюдала, как моя великанша торжественно направилась к плоскому камню. Она казалась такой печальной, будто груз прошлых лет внезапно навалился ей на плечи. Я понятия не имела о том, что великанша собиралась сделать. Захотев подбодрить маму, я попыталась взять её за руку, как когда-то в детстве. Она нежно оттолкнула меня своей тяжёлой рукой в попытке сохранить дистанцию, отстраниться.
После чего мама встала на колено, и воздух вокруг неё сгустился; великанша сделала широкий жест рукой, и пейзаж вокруг задрожал. Из её горла потёк мотив. Она никогда раньше так не делала. Я и не думала, что можно петь