Девять окон восходящего Солнца

Фоля учила Окдара грамоте и рассказывала ему разные интересные истории. Посвятив много времени его воспитанию, она так и не обзавелась собственной семьей. Однажды она поделилась с ним посетившим ее странным видением, в котором из ночной темноты вышел юноша, в одной руке державший змею, а в другой – кинжал.

«Странное видение», – подумал он тогда, помня о том, что больше всего на свете Фоля боялась именно змей…

***

Окдар пробрался в дом через веранду и прошел мимо тесной комнатки, где обычно спали его мать Айлин, сестра Дильбяр и младший брат Эм-Иль. Он зажег лучину, поднял ее над головой, и слабый свет осветил пестрые узоры висевшего на стене коврика.

Ковры вешали на стену или стелили на пол. Этот коврик хранился в их семье с незапамятных времен. На нем были изображены лошади, буйволы, овцы и другие животные, но только не волки. Отец рассказывал, что их предки гюнсары учились жизни, наблюдая за волками, но на коврах их никогда не изображали.

«Волки были нашими первыми учителями, – сказал однажды отец. – Мы учились у них, и невозможно было даже помыслить о том, что их изображения окажутся под чьими-либо ногами».

В середине ковра был изображен их родовой знак – тамга. Расположение ворот и оборонительных укреплений Бакуана удивительным образом совпадало с местом расположения арок и круглых башенок на этом ковре. Отец был уверен, что город основали их предки по рисунку этого коврика. По крайней мере, так гласило семейное предание.

Окдар намеревался забрать кинжал, попрощаться с матерью и уйти. Ему необходимо было выйти из города до того, как стражники поднимут шум, обнаружив на рассвете его исчезновение.

Пройдя во внутренний дворик, юноша приподнял крышку тандира, достал оттуда глиняный кувшин и вынул из него тугой сверток. Намереваясь вернуться в дом, он вдруг услышал шорох за спиной и обернулся. Перед ним стояла его мать Айлин.

– Тебе удалось спуститься с башни?! – воскликнула она. – Ты смог это сделать?! Какое счастье! Теперь нужно будет так спрятаться, чтобы люди марзибана не смогли тебя найти.

Он молча взял ее за руку, и они вернулись в дом.

– Мне показалось, что вы спите.

– Нет, я не спала. Я не могла уснуть.

– Я должен бежать из города, – с тревогой в голосе произнес Окдар. – До рассвета осталось мало времени. Нужно спешить.

Мать смотрела на сына, испытывая смешанные чувства. Она ведь уже почти потеряла надежду вновь увидеть его.

– Тебе известно, что я не виноват? – спросил он шепотом.

– Да, известно! Об этом многие уже знают. Вода в колодце вновь стала пресной, хотя по-прежнему ее не хватает.

– От меня требовали отдать им кинжал.

– Какой кинжал?

– Тот самый, которым ранили чужестранца на охоте. До того, как меня схватили, мне удалось спрятать его здесь. Еще от меня требовали произнести его последние слова.

– Какие еще слова?

– Слова чужестранца, которые мог слышать только я.

– И это все? – с удивлением спросила мать. – Может быть, тебе следовало отдать злополучный кинжал и произнести его последние слова?

– Я не мог этого сделать. Тот рум мог оказаться моим гядиром, потому мне нельзя никому отдавать кинжал и раскрывать сказанное мне шепотом.

– Странно все это. А еще эта невиданная доселе засуха. Если бы твой отец был жив, мы бы давно ушли в горы вместе с другими.

– Уйти пока придется мне одному. Отправлюсь в Священный город, о котором ты мне когда-то рассказывала. Ты сама говорила, что боги там ближе к человеку, чем его яремная вена. Буду в Каабе молить богов помочь разгадать тайну кинжала и последних слов раненого рума.

– Да! Говорила, помню! Иди и знай, что я всегда буду верить в тебя. Даже в случае, если весь мир отвернется. Буду всегда на твоей стороне, потому что в тебе течет моя кровь!

Окдар, конечно же, мог спрятаться, укрывшись в тандире или в большом винном кувшине, зарытом в землю. Но рано или поздно ему пришлось бы выйти из укрытия, и тогда его все равно схватили бы. Кроме того, он не хотел подвергать опасности своих родных. Он вспомнил слова отца, первого своего учителя, который сказал ему однажды: «Когда поймешь, что для тебя лучше уйти, чем остаться, отбрось все сомнения и отправляйся в путь».

Айлин с грустью смотрела на сына. Он повзрослел за те несколько дней, что они не виделись.

– Подожди, – произнесла она шепотом, – я должна кое-что передать тебе.

Сказав это, она скрылась в темноте и через мгновение вернулась.

– Возьми в дорогу эту лепешку. И вот еще что. Когда тебя забрали люди марзибана, я вышла за городские ворота и отправилась в рабат, в нашу старую хижину. Вот что хранилось там, в тайнике…

Она протянула ему пустой мешочек, свитый из тонких веревок. Юноша в недоумении посмотрел на мать.

– Ах, вот же он, на мне, – спохватилась она!

Сняв с себя поясной ремень, Айлин протянула его сыну. Функцию пряжки на нем выполняла голова змеи с загнутым назад зубом в роли зацепа.

– Эта вещь теперь принадлежит тебе. Отец завещал вручить тебе этот ремень, если ты решишь покинуть отчий дом. По-видимому, этот день настал, и я передаю его тебе в качестве оберега. Теперь он твой. Надеюсь, он защитит тебя вдали от дома.