Девять писем «архитектору перестройки» Яковлеву

Однако тут же и пришлось от этого отказаться. Ибо мне, как автору разрабатываемого проекта постановления ЦК, поручалось обозначить тогдашнюю оппозицию, якобы действительно сознательно имеющую место в творчестве советских кинематографистов. И были названы имена их. Я ушам своим не поверил, услышав это.

В названном крамольном ряду оказались, ясное дело, наиболее талантливые.

И что же им вменялось в вину? У меня и сейчас кровь стынет в жилах при вспоминании об этом. Главная формула М. Суслова звучала так: «В советской кинематографии сложилась влиятельная группа режиссёров, осуществляющая идеологическую диверсию против партии…»

Не любопытно ли, что всего лишь за неделю до этого я одобрил и принял по самому высшему классу, несомненно, самый «крамольный» тогда фильм «Андрей Рублёв»… Фильм этот был официально запрещён вскоре после моего ухода из аппарата ЦК… Об этом ещё будет разговор в дальнейшем. Делаю заявку на творческую необходимость его. Важно, чтобы такой разговор состоялся. Образованные люди России должны знать о столь значительных феноменах духа.

Сейчас продолжу, в частности, и о моей личной судьбе.

Тогдашний ЦК, как ты знаешь, стал в то время уже не особенно обращать внимание на то, о чём человек действительно думает в тайне, а много больше на то, какова его практика. Особенно в сфере духовной культуры. В чём и как он себя проявляет. Поэтому и не был неожиданным мой отказ от официально продиктованных тогда мне позиций. Впрочем, позже, в течение двух десятков лет, Ф. Ермаш действительно сделал их способом удушения творчества наиболее ярких личностей в советском кинематографе.

Получается, что я действительно сам отверг себя (в 1966 г.) от назначения министром кинематографии СССР. Зато до этого (в 1963–1966 гг.) мне удалось способствовать естественному расцвету отечественной кинематографии. Горд я этим на всю оставшуюся мою жизнь.

Суди, впрочем, сам. Незадолго до преждевременного ухода в мир иной величайший актёр века (без всяких экивоков) Иннокентий Смоктуновский сказал с телеэкрана на весь земной шар, что он знал из тех, которые функционировали в ЦК КПСС, только одного порядочного человека, кто действительно занимался проблемами искусства смело и честно, т. е. профессионально. И Смоктуновский назвал меня одного! Знал он, что я, не обращаясь к кому-либо за чужим авторитетом, решал проблемы сам. Без страха. Как надо.

Ведущий «Кинопанорамы», известнейший ныне режиссёр Э. Рязанов, он же и режиссёр-постановщик выдающегося фильма «Берегись автомобиля», о злоключениях которого шла речь с телеэкрана, с готовностью присоединился к утверждению И. Смоктуновского и добавил, что фильм «Берегись автомобиля» не был бы сделан и, ясное дело, на экраны вообще не вышел бы. Э. Рязанов, разумеется, помнит, что этот фильм уже и на стадии литературного сценария оказался непроходимым.

Сначала мне удалось помочь опубликовать его, и тогда дошло до того, что перестраховщики в аппарате ЦК и в Госкино стали придираться даже и к выбору актёров. Не безумие ли это – помешать сниматься И. Смоктуновскому, О. Ефремову, А. Папанову?

Моей причудливой судьбе было угодно участвовать и в судьбах многих других гениальных и просто талантливых произведений искусства Мастеров, попадавших в беду из-за своей безущербной честности и бескомпромиссности.

В начале марта 1963 года в Свердловском зале Кремля (помнишь ли?) состоялась очередная встреча руководителей Партии и Правительства «с представителями творческой интеллигенции». И на этой двухдневной взаимной встряске (да, именно взаимной) Н. С. Хрущёв внезапно подверг безудержному разносу фильм Марлена Хуциева и Геннадия Шпаликова «Застава Ильича». Фильму были предъявлены сугубо политические даже и не требования, а именно обвинения. Я тоже тогда ещё не во всём хорошо разобрался, а поэтому – по просьбе помощника Хрущёва – высказал своё отношение к «Заставе Ильича». Там были и критические замечания, но отнюдь не в духе политических устрашений, а на уровне диалога представителей власти и искусства. Диалог этот, считаю, тогда именно и начинал быть желаемой нормой во взаимоотношениях художников и политиков страны.

На этот раз Н. Хрущёв не просто неожиданно, а именно внезапно пустил в ход своё личное своеволие. Он обозначил свою позицию как диктующую по отношению к искусству. Фильм «Застава Ильича», один из самых выдающихся свершений отечественного и мирового кинематографа, был поставлен на полку. И, кажется, никто и не ожидал, что уже в ближайшее время что-то серьёзно изменится в судьбе фильма и режиссёра. Ранее запрещённые фильмы обратно с полки тогда ещё не снимались. А при Сталине таковые нередко и просто уничтожались – в самом буквальном смысле этого слова. Смывались с плёнки. Новейшее это открытие ещё одной формы насилия над процессом художественного развития.