Девять писем для Софии

Софи загадочно улыбается и закрывает глаза. Конечно же, ангел. Послана Богом, чтобы дарить людям добро. И однажды её дыхание расколет равнодушие на куски.

– Давай я спасу твою чёрную душу? – Софи перехватывает руку сестры и сдавливает холодные пальцы. Тори невольно вскрикивает.

– Софи, дорогая, придумай что-нибудь подобрее. Мне становится страшно, когда я воображаю, что у меня и впрямь чёрная душа.

– У всех людей… – бормочет себе под нос и рисует в блокноте круги. Ни одна из фигур не получается идеальной.

– Что ты такое говоришь? – Тори прячет озябшие руки в карманах старой куртки. – Разве у наших мамы и папы чёрные души? Разве они злые? – из груди вырывается беспомощный хрип. – А я? Я ведь ещё совсем ребёнок! А дети – самые непорочные существа на земле.

– Не злые, – из рук Софи выпадает карандаш. Она не наклоняется, чтобы его поднять. – Это я слишком… Но как бы это сказать… люди – слабые. Ведь Еву искусил змей… Помнишь, мама показывала картинки? У всех-всех – и у тебя, и у мамы, и у папы – слабые души. Они беззащитны перед искушением.

Ну вот опять этот серьёзный тон и слишком взрослые слова! И где она только научилась так искусно говорить? В свои-то шесть лет! Тори качает головой. Она вообще не хочет ни о чём думать. Девочка мечтает только беспечно носиться по влажной траве. А потом упасть, зарыться в неё носом и, наконец, лечь на спину. Увидеть, как зарождаются звёзды. И всё-таки не может удержаться от предсказуемого вопроса, потому что не знает – высокомерие это или предчувствие.

– А у тебя? Ты сказала, что мы слабые… Но что насчёт тебя?

Софи улыбается, но от этой улыбки почему-то становится жутко и холодно. По коже пробегают разбуженные мурашки. Девочка выпрямляется, откидывает назад длинную каштановую косу и устремляет взгляд в небо. Раскидывает руки в стороны, точно проверяя, не появятся ли за ними крылья. Снова поворачивает лицо к сестре, глядит на неё так, будто видит впервые, и тихо-тихо, едва слышно произносит:

– А моя – на земле мгновение.

Тори хочет что-то ответить, но вместо этого закрывает сестрёнку собой при виде Коли Перунова – соседского мальчугана с рогаткой. Он всегда ходит медленно и плавно, как надменная утка. Вальсирует по тихой глади и тянет длинный клюв к небу. Другие утки летают, а эта?.. Всего-навсего озлобленная завистница.

У Перунова похожий на клюв нос и немного косящие глаза. Правда, светлые, почти совсем белые ресницы скрывают изъян. Смотришь на них – и кажется, что рядом с этим парнишкой вечно идёт снег. Густые брови имеют привычку хмуриться. То и дело недоверчиво приподнимаются или настороженно опускаются, а иногда в гневе сходятся вместе.

Одет он всегда просто: типичный дворовый мальчишка. Запачканная шоколадом тельняшка, закатанные до колен синие штаны с вывернутыми наизнанку дырявыми карманами, а за поясом спрятана рогатка – с такой не шутить, а воевать.

– Пойдём скорее, – шепчет Тори, – сюда идёт нехороший мальчик.

Она его терпеть не может, потому что всегда невольно робеет под прицелом хищного взгляда. Тори закрывает лицо, когда он дёргает её за волосы, но не двигается с места. Она знает, что Перунов издевается над ней не ради забавы, как это делают другие мальчишки-хулиганы. Он напоминает дикого зверя, который ходит на цыпочках, выслеживая добычу, и в конце концов забирает малыша у несчастной матери.

– Привет, близняшки! – зловещее приветствие разбивает тишину вдребезги. Перунов пребольно бьёт оробевшую Тори по плечу. Она вскрикивает, но продолжает защищать любимую Софи и не даёт наглецу к ней приблизиться. Он всё замечает и хмурится, хватает девочку за подбородок и поворачивает к себе её испуганное лицо:

– Чего молчишь? Язык, что ли, проглотила?

Тори отрицательно качает головой. Она упрямо молчит, как будто хрупкая тишина способна спасти печального ангела за спиной. И сейчас девочка тщетно пытается закрыть светлого двойника своим чёрным крылом. «Только не плакать. Ни в коем случае не плакать!» – уговаривает себя, нервно закусывая губу.

– Дурёха ты и плакса! – опрокидывает все её благие намерения Перунов, показывает язык и отворачивается. Но радоваться слишком рано. Мальчишка хватает запястье безмолвной жертвы и приближается к её лицу. Она слышит его опасное дыхание и чувствует запах ментола от жевательной резинки.

– Играть пойдём, а то мне одному скучно, – непривычным, жалобным тоном говорит Перунов. Тори сдаётся, открывает рот и, едва шевеля сухими губами, спрашивает:

– Куда? – голос предательски хрипит.

– На крышу, – Перунов смахивает с лица жидкую прядь крысиного цвета. Два жёлтых зуба с щербинкой между ними угрожающе выступают наружу.

– Или Василёк боится высоты?

Тори передёргивает плечами: только близким людям разрешалось так её называть. Она даже сжимает кулачки от досады. И как этот нахал посмел использовать такое оружие?

– Вот ещё! Нисколько не боимся! – Софи выступает вперёд. Тори подносит указательный палец к губам и делает сестре знаки, чтобы та остановилась. Иначе можно попасться в ловушку палача, который готовится обезглавить жертву.