Девять пляшущих мужчин

– Ты ищешь свободу уже много лет, не так ли? – снова спросил голос и, не дождавшись ответа, продолжил: – Ответь мне тогда, как тебе спится? Во снах же тебе тоже покоя нет?

– Кто ты? Что ты знаешь про меня?! – фраза про сон задела Мирона.

– Да лучше бы я тебя не знал… – со вздохом произнес голос и затих.

– Ты прав! Я плохо сплю вот уже десять лет. Да, я не свободен, ибо несу в себе грех. Не наяву и не во сне нет мне покоя. Порой я со страхом засыпаю и боюсь закрыть глаза, – Мирон выбрал тактику дружелюбного диалога. Конфликтовать было не рационально. Одно неверное слово, и он останется здесь навсегда. И его точно никто и никогда не найдет.

Снова раздался треск, и голос зазвучал еще громче.

– Говоришь, боишься засыпать? Глаза закрывать? Тогда слушай, – многозначительно произнес голос. Затем на секунду затих. Кажется, было слышно, что он прикурил сигарету. Щелчок зажигалки и затяг. Мирон облокотился на поручень лестницы.

– Есть увлекательная история про сон. Про наше естественное физиологическое состояние. Был проведен эксперимент… – рассказчик замолчал, или же отключился микрофон.

Снова тишина, после которой послышалось какое-то копошение, человеческий голос сменился механическим. Точнее сказать, вместо него зазвучала записанная и транслируемая теперь речь диктора – как оказалось потом, очевидца рассказанных событий.

– «… Целью эксперимента, который проводился в 1940-х, было выведение породы людей, не нуждающихся во сне и способных трудиться днём и ночью. Политическим заключённым, у которых были очень длительные сроки, предложили сделку: за участие в эксперименте они выйдут на свободу. Требовалось прожить один месяц без сна.

В эксперименте участвовало пятеро заключённых. Поначалу они были только рады возможности лежать и читать в комфортной обстановке. Поначалу всё шло спокойно, исследователи наблюдали за вполне обычными повседневными действиями своих подопытных. Разве что со временем их разговоры стали всё более и более склоняться к мрачным размышлениям и событиям прошлого… Их камера была герметична, туда постоянно закачивался газ-стимулятор, который не позволял заснуть. С помощью приборов обеспечивалось постоянное слежение за концентрацией газа, поскольку в высоких дозах он был очень токсичен. Слежение за испытуемыми обеспечивалось при помощи камер и двусторонних зеркал. У каждого из заключённых имелся микрофон, при помощи которого он имел возможность общаться с наблюдателями. В первые дни все эти системы слежения не мешали подопытным людям и даже не привлекали их внимания.

На пятый день у испытуемых появились признаки раздражения и стресса. Они хаотично бродили по камере, что-то бормотали и периодически начинали тихо жаловаться на сокамерников в микрофоны. Довольно странно, что они решили, будто смогут завоевать доверие экспериментаторов, выдавая своих друзей. Первое время учёные думали, что это было действием самого газа…

10-й день эксперимента: неожиданно один из запертых в камере внезапно начал кричать и бегать внутри, и так продолжалось более трёх часов, пока он не порвал свои голосовые связки. Удивительно, что остальные на это никак не реагировали, продолжая шептать в микрофоны. И тут кричать и бегать начал второй испытуемый… Остальные же вырвали страницы из книг и, намочив их слюной, залепили окна для наблюдения. На время крики и шёпот в микрофоны прекратились. Трое суток из камеры не доносилось ни единого звука… Учёные отметили, что уровень потребления кислорода стал таким высоким, будто все пятеро занимались физкультурой.

На 14-й день заключённые начали сходить с ума. Они то завывали, то рыдали. Один из них решил избавиться от системы наблюдения и тщательно замазал своими фекалиями все зеркала. С тех пор наблюдатели могли только слышать заключённых, но никто не решался войти к ним. Затем внезапно наступила тишина. Уровень потребления кислорода был высок, будто испытуемые занимались физкультурой.

Исследователи обратились к заключённым через динамики, сказали, что сейчас войдут проверить микрофоны. Приказали лечь на пол, пообещав, что один будет освобождён. Ответом прозвучало: «Мы больше не нуждаемся в свободе».