Девять с половиной недель

Ремень такой же, как у него, но кожа жестче. Свернутый, он умещается у меня в ладони и медленно разворачивается, когда я кладу его на кровать. Я зажимаю его между большим и указательным пальцами, беру в ладонь пряжку; отпускаю, провожу по кожаной поверхности одной стороной ладони, затем другой и снова сжимаю кулак. Я не могу отогнать от себя воспоминание об одной женщине: ее руки привязаны к душевому крану, она извивается под свистящими ударами этого ремня, снова и снова вспарывающего завесу воды. Раздается звонок. «Я внизу. Спускайся. Не забудь ключ от номера».

Я опускаю ключ в правый карман пиджака, потом в правый карман брюк, потом в левый карман пиджака, со все возрастающим волнением. Надеваю ремень, неумело застегиваю пряжку. Беру пачку «Кэмел» и спички, не могу решить, куда это положить, и в конце концов просто оставляю в руке. Лысеющий низкий человек выходит вместе со мной к лифту, но, не дождавшись, бормочет что-то себе под нос и быстро уходит прочь по коридору. Я смотрю ему вслед и понимаю, что он не ниже меня. В туфлях с трехсантиметровым каблуком я становлюсь высокой женщиной; а сейчас я мужчина ростом ниже среднего.

В лифте стоит женщина средних лет. Я вхожу и останавливаюсь у дверей. Когда мы добираемся до первого этажа, я собираюсь выйти, но внезапно останавливаюсь, вспомнив; отступаю на шаг и пропускаю ее вперед. Она проходит мимо, даже не взглянув на меня. Мое лицо заливает румянец, я сдерживаю улыбку. Какой странный ритуал! И затем, с внутренним ликованием: я прошла проверку!

Он сидит на угловом диване. Жестом указывает мне на стул. Между стулом и диваном – низкий круглый столик, на котором – медный колокольчик, его стакан с виски, пустая пепельница. Серый костюм, такой же, как на мне. Он долго разглядывает меня, внимательно изучая ботинки, жилет, узел галстука, бороду и парик. «А шляпа?» – «Видишь ли… Я так долго пыталась ее правильно надеть, но мне не удалось». Он улыбается, громко смеется, делает глоток виски, кажется, он очень доволен. «Неважно, – произносит он наконец, все еще улыбаясь. – Ты хорошо выглядишь. Ты просто отлично выглядишь. О шляпе забудь». Он наклоняется вперед и берет мои ладони в свои, как будто хочет согреть руки ребенка, который вернулся с прогулки. «Не нервничай, – говорит он. – Тебе не о чем беспокоиться».

Появляется официант и застывает в двух шагах от нас. Он заказывает мне вино, себе – еще виски, и не меняет положения: локти упираются в колени, чуть сгорбившись, не отпуская моих ладоней. Я сижу неподвижно, прямо, мои глаза прикованы к собственным рукам, одеревеневшим в его ладонях. Я поддаюсь наплыву противоречивых ощущений – мне давно следовало привыкнуть, ведь я испытываю это каждый вечер с тех пор, как мы познакомились. Мне невероятно стыдно, я заливаюсь краской, меня сотрясает дрожь. И в то же время я охвачена восторгом, пьяна, хотя вино еще не принесли, полна чувством бессмысленной радости.

Официант совершенно бесстрастен, по крайней мере на вид. Он приносит нам напитки, и я наконец заставляю себя взглянуть на него. «Это все у тебя в голове», – произносит человек напротив в таком же, как у меня, костюме. «Всем плевать. Но ты так нервничаешь – это ужасно весело». Мы садимся за столик, во время ужина он то и дело берет меня за руку. Мне трудно жевать, а глотать еще труднее; я пью вино вдвое больше обычного. Он заказывает еще стакан для себя возле барной стойки, небрежно обхватив меня за талию.