Есть еще одна причина, почему такую вещь, как истина, нельзя разделять на части, — расколотая пополам, она умирает. Разве ты можешь разделить свою любовь пополам? Разве можешь сказать «Я люблю тебя наполовину»? Ты или любишь, или нет, полулюбви не бывает. Разве можно сказать «Я наполовину украл»? Ты мог стащить полдоллара, но даже такая кража вполне полновесна. И кража половинки цента также тянет на полноценное воровство, как и кража миллиона долларов. Нельзя украсть наполовину. Можно украсть половину вещи, но само по себе воровство наполовину не делается. Если речь зашла о «половине», это означает, что ты пребываешь в плену иллюзии.
По мнению йоги, всякий, кто воспринимает только существование, улавливает лишь половину. А тот, кто улавливает только половину, пребывает в иллюзии, живет в неведении. Потому что есть и другая половина. Когда человек говорит «Я родился и не хочу умирать», он цепляется за одну половину, проживет свою жизнь в невежестве и будет страдать. Что бы этот человек ни делал, смерть неизбежна, она обязательно придет — ибо нельзя избавиться от другой половины. Если ты принял рождение, другой его стороной будет смерть, они идут рука об руку. Когда человек говорит «Я выбираю только удовольствия и не хочу терпеть страдания», он впадает в заблуждение.
Йога говорит, что, выбирая одну из половин, ты допускаешь ошибку. Страдание — лишь другая сторона удовольствия, его половина. Точно так же тому, кто желает достичь умиротворения, придется познать и беспокойство. Другого выхода нет. Согласно йоге, стремление избежать одной из половин и есть неведение. Половины неразрывно связаны. Но мы не видим целого; мы цепляемся за первое, что увидели, не понимая, что, когда мы держимся за одну часть, вторая подкарауливает нас сзади. Она просто ждет своего часа — и скоро проявит себя.
Йога утверждает: энергия пребывает в двух состояниях. Постичь оба эти состояния — значит постичь йогу и приблизиться к единству. Тот же, кто цепляется за одно из состояний, за одну из половин, становится не-йогом, немедитативной личностью. Мы называем его «искателем удовольствий». А йог, медитирующий — это тот, кто познал целое. На языке математики йога означает сложение, а на языке духовности — «целое, целостность, единство». Мы называем «искателем удовольствий» не противника йоги. «Искатель удовольствий» — это тот, кто цепляется за половину, кто живет, полагая, что половина и есть целое. В отличие от него, медитирующий познал целое, вот почему он ни к чему не привязан.
Интересно отметить, что люди, имеющие привязки, всегда цепляются за одну половину, а тот, кто постиг целое, единство, вообще ни к чему не привязан. Зачем тому, кто познал единство рождения и смерти, цепляться только за рождение? И зачем человеку держаться за смерть, если он знает, что смерть — часть рождения? Если ты знаешь, что удовольствие и боль нераздельны, зачем тебе цепляться за удовольствие? И зачем привязываться к боли, если тебе известно, что она идет рука об руку с удовольствием? В сущности, медитирующий и есть тот, кто познал, что удовольствие и боль — две стороны одной медали. Это не два различных явления, а два состояния одного феномена. Вот почему медитирующий избавляется от всех привязанностей. Следует правильно понимать смысл второй сутры: энергия пребывает в двух формах. А мы все время пытаемся привязаться только к одной из них. Кто-то привязывается к молодости и с горестью встречает старость, ему неведомо, что старость — обратная сторона молодости. В сущности, молодость — это такое состояние, которое постепенно устаревает; молодость — просто путешествие в страну старости.
Запомни: старик стареет куда медленнее, чем молодой человек. Пора молодости означает, что энергия стареет. А старость — состояние, когда энергия молодости уже растрачена, ее больше не осталось. Это две стороны одной медали. Одна сторона — парадная дверь дома, а вторая — черный ход. И верующие, и атеисты привязываются к одной из частей дуальных пар жизни — рождению и смерти, удовольствию и боли, бытию и небытию. Следовательно, по мнению йоги, и те и другие пребывают в неведении. Верующий утверждает, что Бог есть. Он и мысли не допускает о том, что Бога тоже может не быть. Но верующий проявляет слабость, так как он выводит Бога за рамки закона, который одинаков для всех. Если есть Бог, то есть и Его небытие.
Атеист привязывается к другой противоположности, он утверждает, что Бога нет. Но все, чего нет, точно так же может и существовать. И столь яростное отрицание говорит о том, что здесь кроется страх: «А вдруг Бог таки есть?» Иначе не было бы нужды отрицать Его существование. Когда верующий твердит, что Бог есть, и так упорствует в этом, что даже готов драться за свои убеждения, он тоже показывает свой страх: ведь Бога может и не быть. А иначе какая ему разница? Когда кто-то говорит, что Бога нет, это его дело — пусть говорит. Но верующий готов броситься в драку, ведь он привязался только к одной части своего Бога.